Лев Лещенко, неофициально

А еще я не могу не вспомнить моего друга по жизни, потрясающего поэта-песенника Леонида Петровича Дербенева, с которым мы проводили довольно много времени, общались семьями. С ним я всегда находил общий язык. Это был человек очень, так сказать, «реальный», живой, остро чувствующий современность. О его едкости и ироничности ходили легенды, он не выносил никакой бездарности в любой сфере жизни.

Но главное — он необычайно ценил свое рабочее время и никогда не тратил его зря. Он говорил: «Все должно быть конкретно — вот это я пишу, это нужно. А это я не пишу, это мне не нужно». То есть он все ставил на свои места. Вместе с тем он был страшно ранимым человеком. Будучи уже известнейшим и популярнейшим поэтом, песни на стихи которого распевала вся страна, он постоянно натыкался на целую систему цензурных запретов, возводимых для него редактурой Гостелерадио. Ему все время приходилось слышать: «Нет, Леонид Петрович, эта песня в эфир не пойдет. Слова там у вас уж больно такие…» -«Какие? — взвивался Дербенев. — Да вы хоть знаете, что я написал? Слыхали вы то-то, и то-то, и то-то?» Но редактор был непробиваем.

Причина же подобного отношения к Дербеневу была до предела проста — не знаю почему, но такой популярнейший поэт, как Дербенев, так до конца своих дней и не сподобился стать членом Союза писателей СССР. Мало того, он даже не был членом Союза журналистов. Поэтому, если он, скажем, работал на пару с кем-то из наших корифеев — Фрадкиным, Фельцманом, Колмановским или Бабаджаняном, — то корифеи своим авторитетом «пробивали» для него место в эфире.

Но когда он вступал в творческий союз со Славой Добрыниным или с Юрой Антоновым, то всегда была трагедия, ибо и их самих, как «не членов» Союза композиторов, на пушечный выстрел не подпускали к телерадиоэфиру. Поэтому, когда я брался исполнять, скажем, песню Добрынина и Дербенева, мне доставалось уже сразу за них обоих.

Песни же были такие: «Напиши мне письмо», «Ни минуты покоя», «Где же ты была» — все безусловные шлягеры, имевшие невероятный успех у моей концертной публики. Или, допустим, такая блистательная вещь, как «Родная земля», написанная ими специально для моего выступления в Сопоте…

Так что, если говорить о наших поэтах-песенниках, Леня, конечно же, был в числе самых лучших из них. Его перу принадлежат песни более чем к ста кинофильмам, среди которых «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «31 июня». Что же касается его суперпопулярного хита из фильма «Земля Санникова» — «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь», — то это, на мой, да и не только на мой взгляд, гениальная поэзия в полном смысле этого слова. Кино и эстрада, по сути, и были единственной отдушиной для Дербенева, ибо там его никто не редактировал, в отличие от Гостелерадио, где нужно было проходить сквозь жуткое редакторское сито. Естественно, его постоянно мучила эта дикая, противоестественная ситуация, положение человека, хорошо знающего себе цену и абсолютно не оцененного официозом.

С другой стороны, с материальной точки зрения ему было грех жаловаться на жизнь, деньги за повсеместное исполнение своих песен он получал немалые и жил вполне обеспеченно, в полном комфорте. Но это, увы, не прибавляло ему комфорта душевного. Не помогало даже такое его давнее увлечение, как коллекционирование антиквариата. А одно время он даже увлекся собиранием икон.

Но это, вероятно, было связано еще и с тем, что в последние годы жизни Леонид Петрович стал глубоко верующим человеком, бросил курить, выпивать.

В то же время у него начал заметно портиться характер. Первым, с кем он всерьез разругался, был его ближайший друг и соавтор Слава Добрынин, вместе с которым они написали невероятное количество шлягеров, заполонивших всю страну.

На тот момент они были самыми востребованными авторами на эстраде, так как открыли для себя закон сочинения «коммерческой» музыкальной продукции в хорошем смысле этого слова. Каждый исполнитель считал своим долгом спеть песню Добрынина—Дербенева, так как ей всегда сопутствовал успех.

Что касается меня, то я записал где-то около двадцати песен на стихи Дербенева, среди которых кроме уже мной названных хотелось бы особо выделить песню Максима Дунаевского «Городские цветы». К слову, когда я делал ее аранжировку, я сократил ее на один куплет. Миша Боярский, который также исполняет эту песню, поет ее в, так сказать, «первоначальном» виде. Я же сделал свой акцент на словах:

Как никто, понимаю я вас, Потому что, устав на бегу, Проклинал этот город я тысячу раз, А покинуть вовек не смогу.

Мне кажется теперь, что эти строчки в какой-то степени передают ощущения самого поэта, терзаемого противоречиями и так и не нашедшего из них выхода…