Лев Лещенко: «70 лет — не так уж плохо. Если здоров, конечно»

Автор: / Категория: 2010-2017 / Отзыввов: Комментарии к записи Лев Лещенко: «70 лет — не так уж плохо. Если здоров, конечно» отключены / Опубликовано 10 лет назад

 

b_4bfb786d1a4d8c68b7b5c02de0047f08Вчера ему исполнилось 70 лет. Даже не верится… Голос все такой же бархатистый, внешность – годами почти не тронутая, мысли – вполне современного человека

Вчера ему исполнилось 70 лет. Даже не верится… Голос все такой же бархатистый, внешность – годами почти не тронутая, мысли – вполне современного человека. Обаяние Лещенко – величина постоянная и неизменная. Любимый певец застоя, кремлевский соловей, он и сейчас на пике популярности. Однако дата, как ни крути, серьезная, и есть повод вспомнить былое, полистать пожелтевший семейный альбом. Но сначала – блицинтервью для «Труда-7».

— Лев Валерьянович, скажите, в 70 лет можно подводить какие-то итоги?

— Разве что промежуточные — об окончательных говорить пока рано. Вообще, я думаю, каждый отрезок жизни заканчивается каким-то итогом. Это банально, но 50 лет, 60, 70 — все это вехи жизненные и поводы подвести некие итоги.

— Так давайте попробуем. О профессии и говорить нечего — и так все ясно. Или могли добиться большего?

— Думаю, не стоит гневить Бога — все хорошо сложилось. Мог, конечно, и в оперу пойти — несколько театров звали, да и преподаватели настаивали, — но сам не захотел и теперь не жалею об этом. Все-таки у оперных певцов век короче, голос быстрее стирается — там на каждом спектакле надо выдавать по полной программе. А на эстраде можно расходовать свой потенциал экономно, как стайер, — тогда и дыхалки хватит надолго. Сейчас понимаю, как правы были потрясающие певцы Козловский и Лемешев, которые говорили: никогда не надо выкладываться — надо петь процентами. Вот они как раз голоса свои сохранили надолго.

— В обыденной жизни вы выглядите человеком абсолютно беспроблемным. Или так только кажется?

— Да нет, никаких особых проблем у меня нет, даже душевного свойства. От жизненных крахов избавил меня Бог. Я никогда не страдал физически, сильно не болел, ничего не ломал. Если не считать травму в 10-м классе, когда упал с гимнастических колец и у меня было ущемление шейного позвонка. Но это все давно уже забылось.

— У вас, насколько я знаю, миллион друзей. С такими, как вы, дружить приятно — все тянутся к свету, а вы излучаете его в избытке. Скажите, а есть ли обратная сторона Луны? За какой поступок вам, такому положительному, до сих пор стыдно?

— Да нет такого. Разве что… В ГИТИСе я был старостой курса. И как-то девчонки наши стали меня подговаривать против одной студентки: мол, с ней невозможно общаться, надо ее из института исключать. Я пошел с этим к ректору, и он, мудрый дядька, заявление то не подписал. Вот об этом случае я много думал впоследствии, ведь мог сломать судьбу человека. Случилось иначе, и слава богу. Но тот мой поступок до сих пор меня немножко гнетет.

— В личной жизни у вас были водовороты…

— Зато сейчас тихая гавань. Ира — верный и преданный человек, во всем мне помогает. Да, кто-то с первого раза свою судьбу находит, я — со второго. Но ведь нашел! И ни разу о своем выборе не пожалел. Я вообще в своей жизни ничего не хотел бы менять — ни о чем не жалею.

— Говорят, что в каждом возрасте есть своя прелесть. Какую находите в 70 годах?

— Осмысление другое совершенно, чем прежде. И цена жизни. Если в молодости ты не ценишь отведенные годы, разбрасываешься ими, то сейчас внимательно относишься к каждой прожитой минуте. В общем, 70 лет — это не так плохо, как кажется. Если здоров, конечно. Так что пожелайте мне здоровья.

Дмитрий Ильин

Газета «Труд»

02.02.2012

 

Лев Лещенко: «Я хотел бы родиться в Монако…»

Автор: / Категория: 1991-2000 / Отзыввов: Комментарии к записи Лев Лещенко: «Я хотел бы родиться в Монако…» отключены / Опубликовано 10 лет назад

 

Свой первый гонорар он получил в четырехлетнем возрасте за исполнение Гимна Советского Союза. Его иногда называли «кремлевским певцом», но от Кремля он ничего не получал. Все свои квартиры он приобрел на собственные деньги, которые зарабатывал, давая по четыре концерта в день. С певцом Львом Лещенко беседует наш корреспондент Илья Нагибин.

Илья Нагибин: Лев Валерьянович, Вы — человек, сделавший карьеру еще тогда, когда не было самого понятия «шоу-бизнес». Что для Вас важнее в этом словосочетании: шоу (искусство) или бизнес?
Лев Лещенко: На «шоу» деньги не делаются. Телевизионные программы, помощь молодым исполнителям, собственный promotion, — здесь я денег не ищу. А бывает, когда откровенно хочется заработать. Как правило, это какие-то презентации, праздники, которые проводят крупные фирмы. Есть коммерция и есть творчество. На творчестве заработать нельзя.
И. Н.: Раньше в концертно-гастрольной кухне существовала ситуация, когда популярность песни зависела от исполнителя. Сейчас ситуация изменилась. Исполнитель покупает песни у «хитовых» композиторов (цена колеблется от 500 до 3000 долларов). Вы песни покупаете? Или между покупкой репертуара и сотовым телефоном Вы выберете последнее?
Л. Лещенко: Ну конечно, я сначала выберу телефон, а потом начну думать о песнях. Телефон — вещь жизненно необходимая. Но песни я тоже покупаю и понимаю, что сейчас без этого не обойтись. Сегодня сложилось так, что все свои песни предлагают и продают… Я не совсем согласен с тем, что сегодня песню делает хитом композитор. Певец покупает песню в надежде, что она станет хитом. И все-таки песню певец делает сам.
И. Н.: Журнал Forbes ежегодно публикует финансовые рейтинги звезд шоу-бизнеса. В какую сумму Вы оцениваете собственное состояние?
Л. Лещенко: Сейчас я вам так и скажу! Я вообще бесценный! У меня есть все, что должен иметь человек моего положения. Деньги я не коплю. Счетов в швейцарских банках и в Монако у меня нет. Богатство в нашей стране — иллюзорная, эфемерная штука. Сегодня ты богатый, а завтра ты нищий. Наше богатство не защищено никакими законами. Сегодня у меня есть дом, а завтра его не будет. Неизвестно ведь, что станет с законами о земле, о собственности. Наличных денег я не держу. Я их вложил в студию, в дом, в квартиру. Все, что я зарабатываю — на счете моего театра.
Конечно, я человек не бедный. По меркам нашего общества. Скажем так, я человек достаточно обеспеченный.
И. Н.: В интервью нашему журналу Вы как-то говорили, что получили предложение купить за 350 тысяч долларов в США заведение системы fast-food…
Л. Лещенко: Речь шла о возможности приобретения такого заведения. Но все застряло в рамках проекта и в рамках мечтаний. Такое заведение требует постоянного внимания, а я постоянно работаю, пою. Если б компаньоны дали мне эти деньги, я, может быть, и рискнул… Но для меня сейчас это сложновато и физически, и финансово. Мы с Володей Винокуром подумываем об открытии клуба в Москве. Даже скорее не клуба, коими сейчас называют обычные дискотеки и рестораны, а некой фирмы с комплексом услуг. С ресторанами, заведениями для отдыха, саунами и так далее.
И. Н.: Куда Вы еще вкладываете деньги?
Л. Лещенко: Я помогаю своим ученикам. Они просят меня о съемках на телевидении, об издании записей. Это — не бизнес. Я делаю это из альтруистических соображений. Вот только вчера приходила Ольга Орефьева. Она выпустила свой компакт-диск, а на издание кассеты я просто вынул деньги из своего кармана.
И. Н.: Насколько Вам как творческому человеку необходим комфорт?
Л. Лещенко: Есть аксессуары, которые любому человеку помогают. У меня есть электрокофеварка, в которую я, правда, ни разу не бросил кофе, а варю его, как полагается, в джезве. У меня посудомоечная машина, которая с первого дня стоит неподключенной, «микроволновка», которая никак не найдет должного применения.
И. Н.: Вы держите в доме прислугу?
Л. Лещенко: Боже упаси! Домработницу в доме не потерплю. Я не представляю в собственном доме чужого человека. У меня жена — прекрасная хозяйка. Да я и сам — самостоятельный. У меня есть только шофер.
И. Н.: Вы — заядлый автолюбитель. Насколько для Вас важен автомобиль и… когда Вы последний раз были в метро?
Л. Лещенко: Я догадываюсь, что проезд стоит где-нибудь в районе полутора-двух тысяч… В метро я был в последний раз перед тем, как купил автомобиль — в 74-м… или в 73-м. Правда, недавно я был на открытии Днепропетровского метрополитена по приглашению украинского правительства. Спустился по эскалатору и прокатился в поезде.
Машины я люблю. Я могу купить любую машину. Они мне все безумно нравятся. У меня уже было штук десять. Но думаю, любимая еще впереди. Я все время хотел купить Lincoln Mark VIII, но почему-то подвернулся Mercedes, и я купил его.
А Lincoln купил Валера Леонтьев. Зато у меня, наверное, у первого в Москве был Saab 900.
Я год проезжу и мне уже хочется чего-нибудь нового.
Вообще, я бы хотел машины три-четыре. Спортивную, выходную, Jeep какой-нибудь. Но у нас в стране это как-то не принято.
И. Н.: Вы — человек азартный в своих покупках?
Л. Лещенко: Ужасно! Могу купить все что угодно. Я — покупатель хороший. Если я зашел в магазин — без покупки не выйду. Меня обязательно уговорят. А если еще и скажут, что мне идет… На днях купил пиджак фирмы Joop! Который мне совершенно не идет. Но меня так уговаривали продавщицы…
И. Н.: Вы возводите, кажется, уже не первый загородный дом…
Л. Лещенко: Первый дом я строил вместе с тещей, но мы его уже практически продали и под эти деньги я строю новый дом в Крюкшино. Рядом с Володей Винокуром, Машей Распутиной, Игорем Николаевым и Наташей Королевой. Первый дом был без лоска. А новый уже может создать мне какой-то комфорт. Там есть и сауна, и мансарда. Теннисный корт скорее всего будем строить на участке Володи Винокура. У меня земли не так много.
И. Н.: А как складывалась Ваша личная жизнь?
Л. Лещенко: С первой своей супругой Аллой Абдаловой я познакомился на концерте, посвященном 7-му ноября в Колонном зале Дома Союзов, когда мы еще вместе учились в ГИТИСе… В 1973-м году я приехал с гастролей из Японии, и мы поняли, что в наших отношениях что-то надломилось.
Я оставил ей все, что было — трехкомнатную квартиру — все. Забрал только коллекцию своих книг по искусству и две подаренные мне иконы. Переехал жить к отцу. С Ириной, моей нынешней женой, нам приходилось квартиру снимать.
С Ириной я познакомился в Сочи. У нас был курортный роман. Она поначалу даже не знала, кто я такой. Все удивлялась, что меня узнают, здороваются, везде хорошо принимают, думала, что я — какой-нибудь мафиози. Она просто до 9-го класса жила в Германии, после 10-го поступила в МГУ и уехала учиться в Венгрию и ничего о певце Лещенко не знала.
И. Н.: Когда Вы поняли, что Вашей профессией станет пение?
Л. Лещенко: Когда у меня появился голос. Наверное, в 10-м классе. Я тогда слушал пластинки, подражал разным исполнителям. У меня был голос не такой грубый как сейчас. Я пел тогда под фонограмму Элвиса Пресли, ходил с коком на голове, ушивал брюки, в общем — стилягой был. Тогда еще микрофонов не было. Это давало совершенно иную энергетику.
И. Н.: Вы помните, когда впервые запели? Какая это была песня?
Л. Лещенко: Моему отцу — военному — со мной нянчиться было некогда. Сначала со мной сидела бабушка, а в 47-м ей на смену приехал дед. И он стал развлекать меня игрой на скрипке. Мы разучили с ним песню «Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно…» Дед подпевал мне вторым голосом.
А потом я разучил «Союз нерушимый республик свободных…» Это был трюк века. Сбегались соседи, офицеры и солдаты части. Я вставал на сундук в солдатскую стойку и пел: «Союз нерушимый… сплотила навеки великая Русь, и созданный волей народной…» И вот, что такое «и созданный волей» я не понимал. Мне казалось, что там что-то про яйцо. Получалось: «яйцознанный волей народной».
Тогда, кстати, и случился мой первый заработок — меня щедро одаривали пряниками и конфетами.
И. Н.: То есть Вы были в некотором роде «сыном полка»?
Л. Лещенко: Да. В некотором роде. Мама умерла рано, отец был заместителем начальника штаба полка.
Я, что удивительно, помню себя с трех лет. Мой отец сшил мне гимнастерку у солдатского портного, настоящий ремень мне справил. Я отлично помню, что не было гуталина и отец какой-то сажей начищал мне сапоги. Старшина, адъютант отца, повел меня через проходную, выстроился караул, все отдали честь…
Помню солдатский кинотеатр, где мы смотрели фильмы. Прекрасно помню первый выезд на стрельбище, когда мне дали пистолет. В четыре года… Я для солдат был забавой. Я помню, как сидел в столовой, а они подкидывали хлебные шарики и ловили их ртом — меня развлекали.
Помню разговоры про обмен денег, про отмену хлебных карточек. Помню, как отец принес офицерский паек. Там было масло. Я был самостоятельным, и бабушка сказала: поди поешь — намажь сайку маслом. Я с голодухи намазал ее таким толстым слоем масла, что… В общем, до четвертого класса я на масло вообще не мог смотреть. И в пионерском лагере всегда менял масло на компот.
И. Н.: Кто-то относился всерьез тогда к Вашим артистическим данным?
В. Лещенко:В сорок восьмом мы переехали в Сокольники. Отец женился второй раз. Родилась моя сводная сестра. В 49-м я пошел в школу. Со второго класса я запел в школьном хоре. И тогда моя педагогесса по вокалу потащила меня в хор Свешникова. Туда меня не взяли, потому что брали обычно пятиклассников.
В Сокольниках кроме нашей школы была школа глухонемых, которых пускали в метро бесплатно. Тут мне пришлось уже скрывать свои вокальные данные и проявлять актерские способности. Я что-то мямлил и размахивал руками и меня тоже пускали бесплатно. Таким образом я каждый день экономил по 5-10 копеек… А потом я сам надумал поступать в ГИТИС.
И. Н.: Почему именно в ГИТИС, а, скажем, не в музыкальное училище?
Л. Лещенко: Я четыре раза поступал в ГИТИС на «музкомедию». И одновременно поступал во все театральные ВУЗы: в «щуку», в «щепку», во МХАТ. Доходил до третьего, до второго тура. Я громогласно читал Маяковского — и приемная комиссия неизменно мне советовала: «Идите петь. У вас отличный голос. Зачем вам театральный?»
Во второй раз я не поступил, потому что уехал мой концертмейстер и увез все ноты. На третий год мне сказали: «Мы как бы вас принимаем, но вам все равно идти в армию».
И. Н.: И Вы «взяли под козырек»…
Л. Лещенко: Да. Уже на полигоне в Германии, в танковом полку, куда меня определили, к нам, новобранцам подошли «купцы» и стали спрашивать: «Есть водители, художники, музыканты?»
— Так точно, — говорю. — Я музыкант. Пою.
— Ну ладно. Мы тебя отыщем.
И. Н.: Как получилось, что Вы не дослужили положенного срока и все-таки оказались в ГИТИСе?
Л. Лещенко: Я ходил на солдатские курсы, сдал экзамены и меня отпустили из армии на полгода раньше — поступать в ВУЗ. Был в те годы такой порядок. Мое начальство предлагало остаться на сверхсрочную службу в ансамбле. Предлагало зарплату 400 марок и плюс какие-то деньги на сберкнижку в Союзе. (Бешеные, между прочим, тогда деньги!)
И. Н.: То есть в случае неудачи на экзаменах судьба могла сложиться по-другому? Вас ждала бы армейская карьера?
Л. Лещенко: Я еще к тому же опоздал на первый тур экзаменов. Заведующий кафедрой вокала Павел Михайлович Понтрягин орал на меня: «Как можно было опоздать?.. Ну ладно, сейчас я вызову кого-нибудь из комиссии». И вызвал… ректора, Матвея Александровича Горбунова.
Начинаю петь, краем уха слышу:
— Чего он так орет?
— Ну как… — военный ансамбль.
— Он не музыкальный, по-моему.
— Да нет, нормальный парень.
— Ну чего? Будем брать?
— Ну, чтоб соблюсти формальности, пусть завтра на втором туре… проходит первый.
И. Н.: Вы поступили на музкомедию, то есть должны были стать артистом оперетты. Но стали известным благодаря другому жанру.
Л. Лещенко: В начале третьего курса меня пригласили поработать в театре оперетты. Меня зачислили в стажерскую группу на оклад 70 рублей. Плюс еще стипендия 38 рублей. Целое состояние.
В конце 69-го года я заканчивал институт и мне предложили работать солистом ансамбля Утесова с окладом в 250 рублей, а в театре я получал 110 рублей. Все студенты показывали на меня пальцем: «Вон Лещенко разбогател».
И. Н.: Приходилось ли Вам из карьерных (или каких-то других) соображений исполнять откровенно партийно-пропагандистский репертуар? Говорят, Вы пели в какой-то опере чуть ли не с названием «Ленин и печник». Ну или что-то в этом роде…
Л. Лещенко: Видимо, речь идет о другом. Это была моя первая или вторая работа на радио. Мне предложили роль в оратории Щедрина «Ленин в сердце народном».
Встречались мы как-то с Щедриным, и он мне: «А помнишь, Лева, нашу работу над ораторией?» Я говорю: «Я помню больше. Я помню свою партию». Он не поверил: «Да ладно, не ври. Двадцать с лишним лет прошло». А я ему спел: «Я бывший батрак, в семнадцатом году бр-о-о-сил работать у ку-ла-ка и вступил в ряды большевистской па-а-арти-и-и…»
Я действительно серьезно в тот момент относился к этой работе. Это давало мне дополнительные возможности. Я постепенно стал петь с симфоническим оркестром, с оркестром радио, с эстрадно-симфоническим оркестром, с джазовым… Я стал практически единственным штатным артистом на Гостелерадио.
И. Н.: А какой был оклад у единственного штатного артиста Гостелерадио?
Л. Лещенко: Зарплата у меня была маленькая (что-то около 200 рублей). Правда, с 1971-го я начал гастролировать. Срывался с радио на недельку, на две. Втихаря. Выполнял, так сказать, норму и ехал халтурить. В итоге до восьмидесятого года я так и «кантовался» на радио.
И. Н.: Надо полагать, что гастроли были гораздо более выгодным бизнесом. Композиторы в то время получали колоссальные деньги. Авторские «капали» не только с пластинок, но и с любого исполнения их песни в захолустном «кабаке». А как обстояли дела у исполнителей?
Л. Лещенко: Мы ничего не получали ни за пластинки, ни за исполнения. Мы жили только с концертов. Ставка была тогда стабильной — 47 рублей за концерт. Но мы пытались взять количеством: по три концерта в день, по четыре…
Я помню, два дня у меня было по четыре сольных концерта в день… А сегодня один с трудом допеваю.
Начинал в двенадцать часов, потом в три, в шесть и в девять… С полудня до полуночи я стоял на сцене. Причем, стоял один. Тогда не было «сборных» концертов, как сейчас. Это теперь просят «пятерку-трешку баксов» за две песни под фонограмму. Позорище!
Тогда, как и во всем, существовал план. В концертно-гастрольных организациях: в Москонцерте, в Росконцерте. Каждый артист имел право работать столько концертов, чтобы сумма заработанных денег не превышала суммы двух окладов на ставке. Ставка была на радио. Больше двух окладов зарабатывать не давали. Но мы ухитрялись еще работать «из фондов».
То есть, я нанимался параллельно работать в какую-нибудь филармонию и работал сверх плана за чистые деньги. Однажды с Юрием Васильевичем Силантьевым и его оркестром мы сделали за 35 дней 86 концертов. Я зарабатывал тогда по полторы-две тысячи рублей в месяц.
И. Н.: Вы — лауреат Всесоюзного конкурса артистов эстрады, лауреат «Золотого Орфея», «Сопота». С подозрительной очередностью лауреатами зарубежных конкурсов становились тогда представители СССР, Болгарии, Польши. Видимо, вопрос об очередном победителе решался не на уровне жюри, а «где-то повыше»?
Л. Лещенко: И так, и не совсем так. В 71-м году я готовил «Балладу о красках». Неизвестно, то ли Оскар Фельцман испугался, то ли поляки… В общем, я готовился к Сопоту, а в последний момент попросили прислать от Советского Союза девушку. Меня вызвали в Министерство и я никуда не поехал. На следующий год поляки «повинились», и я лауреатом стал. Но и песня была отличная — «За себя и за того парня». Я ее три раза «бисировал». А зрителя не обманешь.
А болгары («Золотой Орфей») меня обидели. Дали третью премию, хотя по сумме баллов я был второй. Странно тогда распределяли места: этому дать? — дать; этому дать? — дать; этому дать? — нет… уже давали.
И. Н.: Все-таки Ваша карьера была настолько безоблачна в тот период, что это вызывало, да и сейчас, наверное, продолжает вызывать некоторые сомнения. Вам лично симпатизировали вожди? Были у Вас встречи с лидерами страны?
Л. Лещенко: Были, были. Но не было непосредственных. В лучшем случае я сидел с ними за одним столом. С Ельциным я много раз встречался. Но я не люблю говорить на эту тему. Потому что однажды на вопрос корреспондента: «С кем из современных лидеров вы встречались?» я ответил: «С Сергеем Александровичем Филатовым обедал как-то». А вышла статья с заголовком: «Он обедал с Брежневым, его кормил Филатов».
И. Н.: С началом перестройки Вы пришлись как-то не ко двору — и на радио, и на телевидении…
Л. Лещенко: Перестройка была тем периодом, когда люди стали зарабатывать себе publicity на том, что они боролись якобы с рутиной, с анахронизмами всякими… Легче всего делать карьеру за счет других…
И. Н.: Говорят, что в период повальной кооператорской деятельности Вы привозили из-за границы какие-то вещи на продажу. Для артистов и спортсменов существовали таможенные льготы?
Л. Лещенко: Как-то надо было жить. Что-то привозили. Что-то продавали. Никаких льгот не было. Просто, наверное, существовал негласный договор — артистов не проверять.
За всю мою жизнь мой чемодан открыли единственный раз, когда мы с Винокуром летели из Японии. У нас в группе ехали два КГБэшника, молодые ребята, которые ходили за нами по пятам, а на таможне доложили: «Они что-то везут». Ну что мы тогда могли привезти на какие-то 70 долларов?
И. Н.: У Вас обширные связи в самых высоких кругах. Приходилось ли Вам пользоваться этими связями?
Л. Лещенко: Только один раз. Когда меня стала «доставать» союзная прокуратура по поводу каких-то вымышленных «левых» концертов. «Левыми» назывались концерты, когда гонорары платили наличными. Меня, Винокура, Соню Ротару, Аллу Пугачеву — всех таскали в прокуратуру. Это был «андроповский» период. Видимо, кто-то сказал: «Фас! Надо прижать артистов».
Тогда я позвонил помощнику генпрокурора и от нас отстали. Это был единственный раз.
Я как в анекдоте… Когда грузин сидит в купе напротив девушки и долго на нее смотрит. Девушка смущается и говорит: «Может, вам что-нибудь нужно?» Грузин отвечает: «Для меня просить — хуже нэт!»… Так же и для меня: «Просить — хуже нет».
Мне никогда ничего государство не давало. Все мои три квартиры — кооперативные. Я все покупал на свои деньги.
И. Н. Оглядываясь на прошлые годы, Вы о чем-то жалеете? Какие мечты сбылись, какие нет?
Л. Лещенко: Иногда мне в голову закрадывается шальная мысль, почему я не родился каким-нибудь наследным принцем Монако… Родился — и у тебя сразу все есть. И замок, и остров, и вилла, и яхта.

Илья Нагибин

Источник Журнал «Коммерсантъ Деньги» №5 от 14.02.1996, стр. 16

 

 

Лев Лещенко: «Высоцкого в олимпийскую деревню не пустили»

Автор: / Категория: 2010-2017 / Отзыввов: Комментарии к записи Лев Лещенко: «Высоцкого в олимпийскую деревню не пустили» отключены / Опубликовано 10 лет назад

 

205332Лещенко отвлекся, взял телефон. Посмотрел поверх очков:

— Извините, это важно. Привет, Саша, я о тебе сегодня вспоминал. Поздравляешь? Спасибо, но это будет 1 февраля. Я абсолютно убежден, если не улетишь никуда, ты должен меня поздравить. Как иначе? Какой-нибудь хороший романс под гитару. То, что ты делаешь великолепно…

Лев Валерьянович обернулся к нам:

— Саша Малинин звонил. Давайте ваш блиц, а то я что-то разговорился.

До этого Лещенко долго рассказывал о баскетболе. Даже заметку показал, написанную собственной рукой. Ну а блиц растянулся еще на час.

* * *

— Для меня баскетбол — отдушина, — сказал народный артист России и почетный президент «Триумфа». — Больше, чем хобби. И дома, и на даче стоит «тарелка» — постоянно включен баскетбольный канал. По телевизору всегда предпочту его эстрадному концерту. В эстраде я все знаю, все видел. Все сделал. Конечно, там моя жизнь — ее не брошу, пока голос есть и зрители ходят… Раньше артисты дружили со спортсменами — а сейчас не представляю, чтоб Билан, Лазарев, Киркоров общались с футболистом.

— С каким человеком из мира спорта вам особенно интересно говорить не о спорте?

— С Евгением Гомельским. Никита Симонян — редкий умница. С Валей Ивановым, пока не заболел, наслаждение было разговаривать. Изумительные отношения были с Володей Савдуниным. Алексей Парамонов вообще в курсе всего на свете. Знает и эстраду, и оперу. Старая гвардия очень хорошо готова интеллектуально.

— А нынешняя гвардия вам как?

— Вижу Слуцкого в КВН — мне приятно. Значит, не зацикливается. А молодежь сегодня наденет наушники, и ничего им не надо. Ни театра, ни книг.

— Если выбирать между матчами «Триумфа» и футбольного «Динамо» — на чем остановитесь?

— Конечно, на баскетболе. Хотя на футбол хожу со Славой Добрыниным. Между прочим, и «Триумф» мы поначалу назвали подмосковным «Динамо». Но поняли, что как-то абстрактно получается.

— Почему?

— Есть «Динамо» в Москве — а зачем оно области? Люберцам нужна именно своя команда, только тогда народ пойдет. В городе много спартаковских поклонников. Как им болеть за «Динамо»?

— Вы — почетный президент «Триумфа». Личные средства в клуб вкладываете?

— Время от времени. Если всплывают «горячие» моменты. Вот в прошлом году наступила засада — я дал 250 тысяч долларов. 200 мне вернули. Иногда фанатам помогаю с поездками. Недавно они отправлялись в Нижний Новгород, денег не было. Три автобуса — за мой счет.

— Сколько это стоит?

— 3 — 4 тысячи долларов. Пару раз выписывал премиальные. Если хорошая игра — пятерку, десятку. Когда Паша Спиридонов порвал крестообразную, я сказал: «Везите хоть в Америку — все оплачу». Но возможности «Триумфа» ограничены. Создавал команду мой друг Еремин, он набирал игроков. Потом стало ясно: мы не в состоянии отвечать на его баскетбольные претензии. Не тот бюджет. Я объяснил: «Стас, будем брать игроков поскромнее, задачи ставить помельче — и тренер «Триумфу» нужен скромнее…» Договорились с Хомичюсом — тот пошел на очень небольшую зарплату. Хотя имел лучшие предложения.

— Почему пошел?

— Идея понравилась. Принцип «Партизана», который играет исключительно своей молодежью. У нас, правда, какая ситуация? Найдем игроков, и вдруг — ба-бах, крадут баскетболиста. Вяльцев, Лиходей заиграли — утащили. Та же история с Рашем, Бремером. Если бы Вася Карасев не был сейчас вторым тренером — сына его точно сманили бы. Зато селекция у «Триумфа» отличная. Взяли из «Виллербанна» Джефферсона — считаю, он сегодня лучший четвертый номер в России. Канадца Лэндри отыскали в чешской второй команде. Кулагина — в Нижнем Новгороде. Он мальчишка немножко шебутной — так его там просто уничтожали. Совершенно незаслуженно. Говорили, что бухает, какие-то пивные бутылки приплели… Прессовали, чтобы не давать играть.

— Баскетбол — любовь с детства?

— Вчера ехал на встречу с Собяниным в Восточном округе — и специально прокатился через Сокольники. Я там вырос. Учился в 368-й школе. Два класса переоборудовали под спортивный зал. Вместо баскетбольных колец — обода от стульев. Мячик кирзовый, со шнуровкой. Таким был баскетбол моего детства. А потом переехал в дом на Войковской, где жили одни динамовцы. Напротив нас в коммуналке поселились легендарный хоккеист, первый олимпийский чемпион Валя Кузин, игрок сборной СССР по баскетболу Витя Власов и футболист Алекпер Мамедов. Алик был холостой — пока я учился в девятом классе, ухаживал за моей девушкой.

— Результативно ухаживал?

— Нет. Встретились пару раз, и все.

— До мордобоя с Мамедовым у вас не дошло?

— Ну что вы! Где он — и где я?

— Спорт вы не бросили?

— Наоборот. Отправился на «Динамо», меня приняли в баскетбольную секцию. Стучать мячом к тому времени немножко умел.

— К вашим тогдашним соседям ходили интересные гости?

— К Кузину приезжал Лев Яшин. У матери моего друга была газовая гангрена, она передвигалась в инвалидном кресле, поэтому получила отдельную квартиру. Так в ней они и собирались — часами катали в преферанс. Лев Иваныч здорово играл. А мы в щелочку смотрели. Это казалось невероятным.

— В футбол вас не потянуло?

— Мы заглядывали на тренировки к футболистам. А звездой двора я стал после того, как подал мяч Савдунину. Он обратно отпасовал. Я снова — ему. Ребята разнесли: «Левка сегодня с Савдуниным играл!»

— Годы спустя и Савдунину, и Яшину напомнили о детских встречах?

— Да, произошел второй виток наших отношений — с Яшиным на футболе пересекались. Он бывал на наших с Добрыниным концертах. Правда, в преферанс с ним так и не сыграли.

* * *

— Кирилл Лавров, большой поклонник футбола, мог перечислить состав команды тридцатилетней давности. А вы, к примеру, состав московского «Динамо»-1986 назовете?

— Едва ли. Легко назову пятерку игроков из каждой команды в нашем баскетбольном чемпионате. Тут я в теме. Или хотите тройки нападения хоккейной сборной, которая в 1956-м выиграла первую Олимпиаду в Кортина-д’Ампеццо? Пожалуйста. Бабич — Шувалов — Бобров, Крылов — Уваров — Кузин, Пантюхов — Гурышев — Хлыстов.

— Слышали, сильным олимпийским впечатлением стал для вас пирсинг в языке синхронистки Аси Давыдовой?

— Ха, было дело. Но петь ей это абсолютно не мешает. С Асей и Настей Ермаковой меня познакомил Шабтай Калманович, который их финансово поддерживал. Девчата пришли ко мне на день рождения и всех очаровали. Танцуют блистательно, я такой пластики сроду не видел. Говорю: «Давайте, девчонки, ко мне на подпевки. Что-нибудь интересное забаламутим…» Начали общаться, в караоке вместе пели. Знаю и главного тренера сборной по синхронному плаванию Татьяну Покровскую. Когда возникло телешоу «Две звезды», предложил Асе петь со мной. Но сейчас редко встречаемся — дуэт их распался, у каждой своя жизнь.

— Вы же и с Владиславом Третьяком дуэтом пели?

— Да, «Трус не играет в хоккей».

— Как у легенды с вокалом?

— Ничего. Я и с Губерниевым пел. Да со многими…

— Евгений Евтушенко приглашал к себе на дачу в Переделкино бывших футболистов сборной — и устраивал матчи против местной шпаны. Самая необычная компания, с которой вы играли в баскетбол?

— 1976 год, Олимпиада в Монреале. Мы с Геной Хазановым вышли с нашими сборниками. Подыгрывали им. Генка неплохо стучит мячиком. Минут на десять нас хватило — потом задохнулись. Кстати, на той же Олимпиаде подружился с Олегом Блохиным. Ира Дерюгина, тогдашняя его жена, тащила Олега в интеллектуальном плане. Ходили на концерты, спектакли…

— Леонид Буряк, игравший в Монреале, поведал в интервью: от третьего места футбольной сборной было такое разочарование, что медали, которые передали команде, руководители делегации вручили игрокам около туалета.

— Леня утрирует. Чтоб при спортивном министре Павлове медали раздали возле туалета — не может быть! Я, кстати, был на полуфинале, где наши немцам проиграли. В перерыве народ разошелся, сидел я высоко. Замечаю краем глаза — кто-то мне машет, рядов через десять. Пригляделся — боже, да это Володя Высоцкий!

— Один?

— С Мариной Влади. Подсел к ним, разговорились. И я сдуру пригласил его выступить перед сборной СССР. Хоть не имел права, я ж не руководитель делегации. Наша концертная бригада как раз собиралась в Олимпийскую деревню.

— И что было дальше?

— Позвонил заму Павлова. С восторгом начал рассказывать: «Такая удача, встретил Высокого, он споет для ребят…» Тот насторожился: «Погоди, необходимо согласовать. Он же неофициально здесь? Нехорошо может выйти…» Пришлось мне пережить неприятную минуту, объясняя Высоцкому: «Володя, прости, у тебя нет аккредитации, оформляют два дня — а концерт завтра…» Но он легко это воспринял: «Ну и ладно».

— Кто был из артистов, кроме вас?

— Женя Мартынов, Валя Толкунова, Гена Хазанов. Приехали с нами и Саша Медведь с Игорем Ромишевским. Разместили всех в одной комнате. 22 человека набились в учебный центр. Я спал у классной доски, Медведь у меня в голове, Хазанов у двери.

— А Толкунова?

— Восемь девочек положили в соседней комнате.

— Кто храпел громче всех?

— Хороший вопрос. Не помню. Просыпались мы не от храпа, а от того, что кто-то потягивал из бутылки. С бульканьем. Цыкнем — смолкает. Продукты и водку, которую из Союза привезли, хранили на кондиционере за окном. Ближе к ночи посчитаем, сколько медалей наших, — и обмываем. А утром — на зарядку. Там было три баскетбольных площадки, ходили играть. Однажды являемся — стоит мальчонка лет двенадцати, швыряет мячик в корзину. И тут мы, восемь мужиков: «Пацан, давай-ка на соседнюю площадку…» Нет, отвечает. У меня здесь время. Не уйду.

— Сами бы ушли.

— Только на этой площадке кольца были с сеткой. Стоим, ждем, пока наиграется. А он все бросает и бросает. Медведь плюнул: «Да ну его к лешему, пошли на ту площадку». Парень закончил тренировку, не спеша собрался и ушел. Вот что значит — личность.

* * *

— Калманович нам рассказывал, как отправился с Высоцким в Америку, взял на таможне его паспорт — а там написано: «Владимир Семенович Шуцман». Верите?

— Да ну… Не верю… Я такого не знал, хоть с Калмановичем мы дружили. Шабтай, по-моему, вообще многое придумывал, была у него такая слабость.

— Что, например?

— Свою легенду разведчика. Конечно, он работал — но едва ли на российскую разведку. Просто ему сказали: «Мы тебе дадим выехать, будешь стучать». Вот и все. Деваться некуда.

— Значит, преувеличено?

— Наверняка. Он повторял: «Через 15 лет расскажу правду». Винокур его подкалывал: «Давай, шпион, колись!» А Калманович в ответ: «Еще немножко осталось, полгода…» Впрочем, черт его знает. Может, и правду говорил. Убили-то его незадолго до того, как подходил срок. Очень скоро мог начать рассказывать.

— Калманович — мастер красивых поступков. Вас каким поразил?

— Вот было десять женщин в нашей компании — моя жена, Винокура, Галя Волчек… Каждая получала от Калмановича на Новый год и 8-е Марта корзину с цветами, фруктами, шампанским. Про дни рождения он не забывал. Вечно что-то придумывал, привозил невероятных артистов. Например, именно благодаря ему Москва впервые увидела Тома Джонса. Сидели, Шабтай спрашивает: «Лева, кого бы из музыкантов пригласить?» — «Знаешь, Шабс, я вырос на Томе Джонсе. Это реально?» — «Не вопрос». И тут же начал кому-то звонить.

Вскоре мы уже встречали Джонса в Шереметьеве. За три дня он дал в «России» два концерта. Все это время мы с Винокуром провели в его компании. Пил, кстати, он только воду. Шабтай организовывал гастроли многих знаменитостей.

— Майкла Джексона, Лайзы Минелли, Хосе Каррераса…

— У него были хорошие связи с зарубежными менеджерами — и не только спортивными. Но если думаете, что Шабтай на этих гастролях делал деньги, то ошибаетесь. Больше терял. Зарабатывал он на другом. Как точно — не знаю, но уверен, что ни с каким криминалом не был связан. Все вранье! Да, знал кого-то из этого мира, но близких контактов никогда не заводил. И не был крестным отцом, как его некоторые пытаются представить.

Шабтай во всем был игроком. Помню, поехали в Турцию отдохнуть, так он ни разу в море не окунулся! С утра до вечера дулся в нарды с Виталиком Богуславским, директором Винокура. Казино любил, причем всегда уходил в плюсе. В этом смысле мозги у Шабтая работали невероятно. Но в какой-то момент завязал — и все, больше в казино его не видели.

Он воевал с Черновым, когда тот был президентом РФБ. Но на похоронах самую трогательную речь о нем сказал именно Чернов. Потому что понимал — Шабтай-то прав. Один человек сделал наш женский баскетбол лучшим в Европе! А теперь что? Месяц назад я был в Видном — Аня Архипова попросила перед стартом Евролиги спеть гимн. Играли с польской «Вислой», уступили больше десяти очков. Разве можно было раньше такое представить?!

— Анна говорила нам — постоянно чувствует присутствие Шабтая где-то рядом.

— Знаете, у меня то же самое. Недавно в ЦДЛ отмечали день рождения жены Винокура. Помянули Шабтая — и потом проговорили о нем часа полтора. Я до сих пор не могу представить, что его нет. Не могу поверить, что нет Вали Толкуновой. Они для меня — живые. Как будто не ушли — а здесь, рядом. Вместе с нами.

— Правда, что в 1972-м вы опоздали на самолет, который разбился, а годы спустя еще и на «Адмирал Нахимов»?

— В 1972-м я должен был отправиться в Болгарию на «Золотой Орфей», а потом на Международный фестиваль в Сопот. Служил на Гостелерадио, а выступал с ансамблем Москонцерта. Ребята говорили: «Вот, старик, станешь лауреатом — и чесанем по стране». Раньше-то брали количеством концертов, потому что платили копейки. Когда я с этим ансамблем не был занят, они подыгрывали пародисту Вите Чистякову. Он-то и пригласил их 18 мая в Харьков. Меня тоже звали, но я сразу предупредил, что не смогу — 19-го творческий вечер поэта Льва Ошанина. Это и спасло. Самолет разбился под Харьковом. С Чистяковым и пятью моими музыкантами. Там вообще произошла мистическая история…

— Какая?

— Я предложил в ансамбль взять трубача. Пытались переубедить: «Лева, это дорого. А если заказов не будет?» Но я настоял. Договорились с парнем из оркестра Утесова, что после поездки приходит к нам. Оркестр вернулся в Москву 18 мая. Трубач вышел за хлебом — и на проспекте Мира его насмерть сбил троллейбус. Узнал я об этом случайно.

— Как?

— Моя первая жена тогда работала в Утесовском оркестре. В те дни мы даже не разговаривали — я был черный от горя. Это сейчас, к сожалению, уже привыкаешь к смертям, а в молодости такое переживается особенно остро. И вот встречаю супругу на Кузьминском кладбище. «Откуда ты здесь?» — «Мы трубача хоронили». Пошли к могиле, и я увидел, что она рядом с теми пятью, которые выкопаны для моих музыкантов…

А с «Нахимовым» история другая. 30 августа 1986 года мы с Винокуром были в Новороссийске. Концертов уже нет, выходной — и моряки-пограничники зазвали в гости. Сварили уху, накрыли стол. Оттуда мне надо было в Москву, Винокуру — в Сочи. Говорю: «Вова, здесь шикарные круизные корабли. Бары, дискотеки. Поезжай вечером, получишь огромное удовольствие…» Только я понятия не имел, что ближайший пароход — «Адмирал Нахимов». Винокур отвечает: «Нет, лучше на «ракете» утром доберусь». А «Нахимов» в ту ночь затонул.

— Значит, вы на нем плыть не собирались?

— Нет, я улетел в Москву. Позже из газет узнал, что первым к месту крушения подошел пограничный катер, который дежурил у причала. Спасли 146 человек. Это те самые ребята, у которых мы гуляли накануне. Я запомнил фамилию старшего матроса — Хазаров. Они всё хохмили: «У вас — Хазанов, а у нас — Хазаров…» Наверное, потом рассказали, что у них были Лещенко с Винокуром, я предлагал ему плыть на «Нахимове» — вот и пошли слухи, будто мы тоже на корабле были.

— Вы с Винокуром до сих пор разыгрываете друг друга?

— Всё, закончили! Сколько можно? Да и сложно уже что-то новое придумать. Одна из моих последних попыток закончилась бесславно. Решил позвонить ему и наболтать женским голосом всякой чепухи: «Володенька, это ваша поклонница. Вы такой милый пупсик. Я мечтаю с вами познакомиться!» А Вова, если не хочет по телефону общаться, порой сам отвечает женским голосом: «Але, Винокура нет, звоните его директору…» В общем, заготовил текст, набираю — и слышу в трубке тоненький голосок: «Але, вам кого?» Машинально начинаю повторять: «Володенька, это ваша поклонница…» И как мы стали ржать! Зато Тягачева так я разыграл.

— Поверил?

— Я говорил женским голосом: «Леонид Васильевич, это ваша поклонница. Вы такой замечательный, такой красавчик! Сколько делаете для нашего спорта! Я в вас влюблена!» А тот в полной растерянности, бормочет: «Да, да, да…» В конце концов мне надоело. «Леня, — говорю, — расслабься, это Лещенко…»

* * *

— Скоро вам 70. Верите?

— Когда плохо себя чувствую — верю. Как получше становится — да какие 70?! Зайду в тренажерку, поплаваю.

— Как-то мы поздравляли Евгения Гомельского с 70-летием. Он ответил: «70 — не 90…» А вы какими мыслями утешаетесь?

— Тем, что новые медицинские технологии способны продлить жизнь человеку до 110 лет. К тому же папа у меня безо всяких технологий полгода не дотянул до столетия. Гены, надеюсь, мне помогут. Тесты показывают — я себя чувствую как 60-летний. Судя по количеству отжиманий, например.

— Под сколько готовы подписаться?

— У меня недавно сердечко болело, много не сделаю. Может, тридцать.

— Тоже ничего.

— Для моего возраста — конечно!

— 99-летним себя представляете?

— Даже не хочу представлять. Нормальный человеческий цикл — 90 лет. Потом организм сдает. Хотя мысль работает — Борис Ефимов прожил 108 лет, Игорь Моисеев — 101 год, Борис Покровский — 97. На Моисеева смотреть было удовольствие. Вот что значит — человек в тренинге. Все время себя держал. А какой красавец в свои 96 Владимир Зельдин!

— Марк Захаров недавно сказал: «Чем старше становлюсь, тем меньше нахожу поводов для оптимизма». Вы его понимаете?

— Не думаю, что у Марка на душе так скверно. Он же постоянно в работе, очень востребован. Захаров кокетничает. Эмоциональный человек — понятно, что физических сил стало меньше, но духовных-то у него предостаточно… У меня большое желание еще что-то сделать. Я бы Марку пожелал ходить в спортивный зал. Качать мышцы.

— Президент «Зенита» Дюков в сознательном возрасте нанял себе тренера по боксу. Ваш друг Винокур придумал для себя карате. Что придумали для себя вы?

— Винокур это делает лишь на картинке…

— Серьезно?

— Я думаю, больше показывает. Раньше качался, когда хотел похудеть. Сейчас ему некогда. Человек нанимает тренера по боксу — это супер. Я себя просто тестирую. Есть вокальный тест — обязательно надо пропеть две-три строчки сложнейшей оперной арии, например. Ставлю себе дыхание. И в спорте себя проверяю. С утра несколько упражнений: отжался, присел. Товарищ сказал: «После пятидесяти пойду в обратную сторону».

— Это как?

— Я тоже спросил: как? Рассказывает: «Если я в 50 лет отжимался 50 раз — в 51 на один раз больше». Не знаю, на сколько его хватит.

— Ирина Понаровская подарила вам на 60-летие шоколадного льва весом под сто килограммов. Съели?

— Бог с вами, отправил в детский дом.

— Были еще в вашей жизни неожиданные подарки?

— На 50-летие Ира преподнесла мне гигантский двухметровый букет. Под песню «Ты мой бог…» вышла на сцену, а эту корзину с цветами тащили четыре человека. Трогательный подарок я получил в Чкаловске. После концерта женщина протянула мне медаль «За оборону Ленинграда». Я упирался, как мог, но она настаивала: «Лев, я уже старенькая, медаль оставлять некому. Хочу, чтоб она была у вас. Я — блокадница, это моя самая дорогая награда».

— Храните?

— Когда Саше Розенбауму исполнилось 55, отдал ему медаль. Рассказал, как она ко мне попала, и добавил: «Саш, я для Ленинграда ничего не сделал. А ты живешь в этом городе, написал о нем столько чудесных песен. Так что медаль эта — твоя». Вообще подарков было много. Иногда какие-то работяги свои часы снимают. Брать не хочется, но и отказываться неудобно. Видно же — дарят от души…

— В ответ ведь положено свои отдать. А у вас часы, видим, прекрасные.

— О, смешной эпизод вспомнил. Летели в Америку, выпили, заговорили о часах. Кто-то предложил: «Махнемся не глядя?» И начали меняться. Краем глаза вижу — у парня приличные часы. А у меня — золотой «Ролекс». Давай, говорю, махнемся. Тот замялся: «Нет, Лева, у меня часы слабые» — «Ничего. Рискуем!»

— Поменялись?

— Ага. Снял я «Ролекс», взял его часы. Смотрю — и впрямь клевые. Темновато, правда, было. Когда же на улицу вышел, решил получше приглядеться. И обнаружил надпись: «Полет».

— Игорь Кваша нам говорил, как на сцену выскочила сумасшедшая. Александру Калягину пьяный из зала помогал вести спектакль. С какими нестандартными ситуациями на концерте сталкивались вы?

— Ой, чего только не было! То женщина с авоськой выйдет на сцену — и никак ее не согнать. То нетрезвый мужик поднимется и просит спеть «Соловьиную рощу». Разжимает кулак — там пять рублей. «Забери, — говорю. — Ты не в ресторане». — «Да чё ты? Я — шахтер!» Я за руку схватил, аккуратно довел до края сцены, где его и приняли. Но самая жуткая история приключилась в 1971-м на юбилейном концерте Арно Бабаджаняна. Зрители ни при чем — это я маху дал.

— Рассказывайте.

— Заболел, кажется, Муслим Магомаев. Его репертуар быстро распределили. На меня повесили четыре песни, которые нужно было выучить за три дня. Отказаться невозможно. На репетиции все прошло нормально, и на концерт клавир я не взял. Стою за кулисами, вот-вот мой выход, начинаю с «Песни о Ленине». И тут понимаю, что не помню ни строчки. Меня как вырубило. А это Колонный зал, прямая трансляция, все еще поют живьем. Что делать? Я к редактору — он слов не знает. Руководитель оркестра Юрий Силантьев — тоже. «Но у меня, — говорит, — текст песни записан в партитуре». Открывает уже на сцене, а там набор слов — «та-та-та, та-та-та…»

— ???

— Аранжировщики, составляя партитуру, никогда не пишут авторский текст. Меня прошиб холодный пот. Поворачиваюсь спиной к залу и шепотом обращаюсь к хору: «У вас есть слова в партитуре»? — «Нет». А оркестр начинает играть, я пропускаю вступление, первую строчку. Стою как истукан. Из ступора меня вывел голос Силантьева: «Пой, сука!» С третьей строчки я что-то вспомнил, начал петь: «Солнце клонилось, песнь заводов повсюду слышна, и в нашей душе расцвела весна!» Дальше включился хор: «Ленин с нами…» Я тем временем вспомнил еще пару строчек из второго куплета. Как-то выкрутился. Но от переживаний случился микроинсульт. За кулисами сначала отнялась рука, потом онемела половина лица. Я позвонил шурину, который на машине повез домой. По дороге раз пять выходил на воздух — меня выворачивало. Слава богу, отошел. И с того момента дал зарок — если до концерта два-три дня, выступать ни за что не соглашаюсь.

* * *

— К вам часто приезжают мнимые жены и родственники. Какой-то мужчина явился с генеалогическим древом…

— Он действительно родственником оказался — пришлось помогать.

— Это ему вы трактор купили?

— Нет, совершенно незнакомому парню из Нижегородской области. Прочитал в газете, как во время лесных пожаров он не свое барахло спасал, а сельчан. 16 человек вывез на тракторе, который потом сгорел. Я попросил администратора поехать туда, разыскать парня и подарить ему трактор.

— А кто из вымышленных жен подошел к этому вопросу с особенной фантазией?

— Чаще всего это какие-то невменяемые особы. Одна звонит в семь утра в дверь: «Здрасьте, я приехала» — «К кому?» — «К вам. Я жена артиста Лещенко». Так, думаю, раз не говорит «твоя жена», значит, меня не узнала. Отвечаю: «Артист в соседнем доме живет. А я не артист, я — просто Лещенко». Были такие, которые спали у меня под дверью на мешках. Другая с моей женой Ириной бодалась. Меня дома не было. Ира открывает дверь, на пороге женщина: «Я к Лещенко!» — «Что вам нужно?» — «Я его жена». Причем настойчивая оказалась, вопила: «Пропустите в квартиру, я буду здесь жить!» Ира ее насилу выпроводила.

— Ваш приятель жил с Брежневым в одной квартире, был женат на внучке генсека. Какими рассказами удивлял?

— Приятеля зовут Гена. Мы снимались в одном фильме на Украине. Там и познакомились. Славный парнишка, работал в оперетте. Я посоветовал ему перебраться в Москву, поступить в ГИТИС. На третьем курсе у него начался роман со студенткой театроведческого факультета Викой Брежневой, внучкой Леонида Ильича. Параллельно с какой-то мексиканкой крутил. Кончилось тем, что в общежитие к нему нагрянули с обыском. Нашли то, что находить не стоило, и сказали открытым текстом: «Вали из Москвы, а то посадим».

Он уехал в Ленинград. Но Вика так его любила, что продолжала звонить, тайком приезжала. Страдания, преграды всегда обостряют чувства. Доложили деду — и он дал согласие на брак. Но тестя не жаловал. Генка рассказывал: «Как-то среди ночи голод одолел. Сижу на кухне, ем. Вдруг заходит Леонид Ильич. «Ты кто?» — спрашивает. «Геннадий, муж Вики, вы же были у нас на свадьбе» — «А-а, Геннадий. Что ешь-то?» — «Мясо». Брежнев покачал головой: «Ну ты варвар…»

— Как сложилась его судьба?

— Из артистической среды Гену сразу убрали, перевели на учебу в Дипломатическую академию. После назначили заместителем Янаева в Комитете молодежных организаций. С Викой развелся, теперь женат на внучке Байбакова, председателя Госплана СССР. А Вику я давно не видел. Говорят, с квартирой на Кутузовском ее кинули, сейчас живет в Подмосковье чуть ли не в коммуналке. Выглядит неважно. Знаете, я встречаю периодически людей из той эпохи — Долгих, Лигачева, Тяжельникова. Старенькие, затрапезные, кажется, в тех же костюмах, что при советской власти. Что у них было, когда ушли? Только пыль в карманах. Тогда же было все казенное — дачи, машины. Да, Брежневу что-то дарили, но по сегодняшним меркам это все настолько скромно…

— Вы-то с Леонидом Ильичем общались?

— Раза два выступал у него на вечеринках. Как-то в конце на сцену вышло несколько артистов, мы исполняли «Подмосковные вечера». Я набрался наглости и обратился к Брежневу: «Леонид Ильич, если вы петь не будете, в зале никто делать этого не станет». Он, кряхтя, поднялся к нам и медленно затянул: «Не слышны в саду даже шорохи…» Еще один случай любит рассказывать Винокур. У Акопяна-старшего был коронный фокус с червонцем. Складывал его в ладонь, рвал на мелкие кусочки — а потом десятки летели откуда-то сверху. Увидев это, Брежнев сказал министру внешней торговли Патоличеву: «Вот как надо делать деньги!»

— Михаил Боярский однажды встретил Новый год в вертолете над Гудермесом. Самый необычный Новый год в вашей жизни?

— В Ижевске работали десять концертов. Последний заканчивался 31 декабря минут за двадцать до полуночи. Этого времени хватало, чтоб на автобусе от дворца спорта добраться до гостиницы. Но в тот день по закону подлости он сломался. Потопали пешком. И вдруг, как в сказке, по пустому проспекту несется тройка с бубенцами.

— Откуда?

— На ней мужик катал ребятишек возле дворца спорта. Притормозил, мы залезли в сани, открыли шампанское, которые было с собой, — и встретили Новый год. В гостиницу ворвались в начале первого. Побросали вещи и уселись смотреть «Песню года».

— Олег Блохин рассказывал: «Смотрю собственные матчи и думаю: неужели я мог так бежать?» Что чувствуете вы, глядя «Песню года» из 80-х?

— Ничего особенного. Интересно посмотреть на себя молодого. И послушать, как хорошо звучал голос.

— Нани Брегвадзе и Вадим Мулерман, которые старше вас, говорят, что голос сегодня звучит даже лучше, чем раньше. Тоже так считаете?

— Нет. Не могут связки работать так же, как сорок лет назад. Просто опыт появился. Ты уже досконально знаешь голос, владеешь им, как бывалый спортсмен.

— Какая ваша мечта пока не сбывалась — но обязательно сбудется?

— Сейчас я очень озабочен собственным юбилеем. Мечтаю провести его достойно. Обязательно сделаю специальную страничку в юбилейном концерте, если придут поздравить друзья-спортсмены — Медведь, Третьяк, Фетисов, Хомичюс. Споем «Команду молодости нашей». Это вообще моя любимая песня. А еще мечтаю — чтоб «Триумф» когда-нибудь стал чемпионом России.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

25.11.2011

Источник www.sport-express.ru

 

Лев Лещенко: «А как же без секса!»

Автор: / Категория: 2001-2009 / Отзыввов: Комментарии к записи Лев Лещенко: «А как же без секса!» отключены / Опубликовано 10 лет назад

 

Герой девичьих снов восьмидесятых певец Лев Лещенко, несмотря на свой возраст, держит себя в отличной форме и ведет активный образ жизни.

Артист, в отличие от многих своих сверстников, и в 67 занимается спортом, соблюдает диету и все так же, как и в юности, совершает подвиги в постели.

По словам певца, жизнь не может быть полноценной без хорошего секса.

— А как же без секса? — удивился артист. — Обязательно! Это дает человеку определенное настроение и радость полноценной жизни. Плюс для здоровья это необходимо. У меня с сексом все в порядке, я очень счастлив.

— Есть ли у вас секрет, как держаться в тонусе, несмотря на годы?

— Да никакого особенного рецепта нет, просто нужно держать себя в форме. По утрам я, например, хожу в тренажерный зал, качаюсь, люблю провести время в бассейне. И еще — надо меньше есть и чаще смотреть на себя в зеркало: нравится тебе твое отражение или нет…

СПОРТ

С недавних пор Лев Валерьянович подался в большой спорт. Причем большой в буквальном смысле слова. Любимого артиста избрали почетным президентом баскетбольного клуба «Триумф». И Лещенко со всей серьезностью подошел к своей новой должности. Певца часто можно увидеть на трибуне люберецкого Дворца спорта во время матча, да что там на трибуне: сотрудники клуба поговаривают, что Лев Валерьянович после баскетбольных побоищ частенько задерживается в зале.

— Я люблю побросать в кольцо штрафные после игр, — признался Лещенко. — Сделать пару пробежек по арене, когда зрителей на трибунах уже нет. У меня и на даче есть корзина баскетбольная. Я ведь в свое время играл за детскую, юношескую и молодежную команду «Динамо». У меня, кстати, первый разряд по баскетболу. Если переводить на современный язык, то я кандидат в мастера спорта.

— Почему же выбрали сцену и модный костюм, а не арену и форму?

— Музыка более долговечна, — объяснил артист. — А в баскетбол можно играть от силы лет до тридцати пяти. Да и петь мне с детства хотелось. Это ведь так интересно — извлекать звук из голосовых связок. Можно сказать, что вокал — это моя первая любовь. Окончательно со спортом я завязал где-то в десятом классе. Просто однажды понял, что есть предел моих спортивных достижений.

— Я знаю, ваша жена Ирина прекрасно готовит. Удается избежать соблазна наесться до отвала какой-нибудь вкуснятины?

— Иногда удается, иногда нет. Смотря, какое настроение и какой день недели. Если это начало рабочей недели, стараешься как-то сдерживать аппетит, не налегать на вкусности. В выходные же можно позволить себе что-то лишнее, если нет концертов, конечно. Из блюд, которые готовит Ирина, обожаю хорошо промаринованное мясо, поджаренное на гриле или просто на огне, обязательно с обильным количеством зелени. И все это, конечно, с бутылочкой хорошего вина.

ЖИЗНЬ

С супругой Ириной артист познакомился, как сам говорит, совершенно тривиально. Произошло это более тридцати лет назад в Сочи. Ирина приехала на каникулы из Будапешта, где училась в университете, и даже не ожидала, что именно в этом городе встретит свою вторую половину. И где? В лифте…

— Мы встретились в лифте и как-то сразу приглянулись друг другу, но познакомиться не решились, — делится впечатлениями Лев Валерьянович. — Это случилось вечером, когда мой приятель пригласил на ужин двух девушек. Одной из них и была моя Ирина. Это была любовь с первого взгляда!

— Лев Валерьянович, для любимой совершали сумасшедшие поступки?

— Ну, ничего сверхъестественного я не делал, — вспоминает артист. — Разве что пел на отдыхе для нее. Мы как-то раз отдыхали в молодежном лагере «Спутник». Там была большая эстакада с отличной акустикой. Вот под этой эстакадой я и распевал Ирине песни. Но это было еще до женитьбы…

— А после свадьбы вы сохранили привычку удивлять любимую?

— Конечно! Я иногда делаю Ирине неожиданные подарки. Например, не так давно на годовщину свадьбы подарил жене яхту и назвал ее «Ирчи». Так жену звали друзья в Будапеште. Приезжали мы в яхт-клуб якобы взять лодку напрокат и покататься, и Ирина тут же заметила свой подарок: «Смотри! Лодка с моим именем». Я не стал ее томить и тут же рассказал жене, что отныне эта лодка — ее собственность.

— Как вам удается сохранять свежесть чувств и не ссориться? Все-таки так много лет вместе прожили.

— Думаю, надо всегда думать о последствиях и не обижать сильно друг друга. Быть интеллигентными, уметь идти на компромиссы.

— Неужели ни разу вы не били посуду?

— В молодости, когда было больше темперамента, такое случалось. Сейчас же, если ругаемся, то просто расходимся по разным углам, обдумываем ситуацию, а потом через полчаса-час идем друг к другу и миримся.

ДЕТИ

Самой большой трагедией в жизни артист считает то, что судьба не подарила ему детей.

— Это такая щекотливая тема, которой я стараюсь не касаться, — признался Лещенко. — Очень тяжело об этом говорить. Впрочем, я не лишен общества детей, — сразу добавил артист. — У меня много племянников, многие мои студенты уже обзавелись малышами, к тому же я трижды крестный отец.

— Никогда не возникало желания усыновить ребенка?

— Нет! Вы знаете, это большая ответственность. Это нужно очень сильно любить человека, быть к нему привязанным. А я не уверен, что смогу быть таким альтруистом и отдаваться целиком и полностью ребенку, а это нужно будет делать именно так.

— Кто-то из ваших крестников пошел по вашим стопам?

— Нет, они все в бизнесе. Один в Испании университет заканчивает, другой — в Москве, девочка живет на Украине.

— Вы суеверный человек?

— Нет! Я верю в судьбу и думаю, что все предначертано в нашей жизни, распределено и расписано…

17.06.2009
По материалам: life.ru

 

Лев Лещенко: «Исполняя «Песню о Ленине», я забыл слова. В тот же вечер у меня от переживаний случился микроинсульт»

Автор: / Категория: 2010-2017 / Отзыввов: Комментарии к записи Лев Лещенко: «Исполняя «Песню о Ленине», я забыл слова. В тот же вечер у меня от переживаний случился микроинсульт» отключены / Опубликовано 10 лет назад

 

Сегодня народному артисту России исполняется 70 лет

illu_article_contentЛев Лещенко при жизни стал легендой. На «Площади звезд» в Москве заложена его именная звезда. Правда, ко всем своим регалиям Лев Валерьянович относится с долей иронии. Говорит, достигнув возраста 70 лет, стал мудрее, терпимее и… желаннее. Еще в начале 70х Лещенко обрел звание секс-символа советской эстрады, удерживая его на протяжении всех певческих лет. Практически каждая новая композиция артиста тут же становилась хитом: «Родительский дом», «Прощай!», «Притяжение земли», «Не плачь, девчонка», «Соловьиная роща»… Отметив 50-летие творческой деятельности, Лещенко не собирается уходить со сцены, продолжает активно гастролировать. Говорит, как только отгуляет юбилей, начнет готовить сольную программу. Пока же все силы и финансовые сбережения бросил на грандиозный праздник…

«Сказал своим друзьям, чтобы прекратили дарить мне плюшевых львов»

 

— Лев Валерьянович, правда, что в списке подарков, которые вы хотели бы получить к юбилею, значится и джип?

— Не совсем так. Накануне праздника я предупредил своих друзей, чтобы прекратили дарить мне плюшевых львов. Для них уже не хватает места ни в моей квартире, ни на даче. Сказал, чтобы просто приносили цветы. А что касается джипа, было такое дело. Игорь Крутой долго расспрашивал, о каком подарке мечтаю. Ну я и разоткровенничался, что давно хочу обзавестись большой машиной.

— Говорят, вы и сами на юбилее петь собираетесь?

— Отчего ж не спеть? Думаю, композиций 20 исполню. Честно говоря, уже замотался в этой подготовительной суете. Практически все делаю сам, не могу доверить никому такое событие. Устрою грандиозный гала-концерт на сцене московского «Крокус Сити холла». Обзвонил друзей, приглашая на праздник, сформировал программу, заказал банкет. В общем, готов на 99 процентов. Даже некогда остановиться, задуматься и оглянуться назад на прожитое.

— Дата обязывает сделать это.

— И вспомнить есть что. Первое мое выступление состоялось, когда был совсем мальчишкой, еще в школе. О сцене мечтал, кажется, с рождения. Приятнее всего вспоминать молодые годы, когда я был горяч, красив, талантлив…

— На комплименты нарываетесь? Отчего же «был»?

— Конечно, кое-что удалось сохранить до сих пор. Каждое утро подхожу к зеркалу, медитирую. Говорю: «Лева, ты самый плохой на свете». Это для тонуса, чтобы не прекращать заниматься собой, не бросать спорт, не распускаться.

— Неужели помогает?

— Ну если даже вы говорите, что я еще ничего, то, наверное, помогает. При этом не пользуюсь, заметьте, никакими новомодными средствами. И диет никаких не придерживаюсь. Вернее, она у меня одна — просто закрыть рот. Если в старину наши деды говорили, что надо есть побольше сладкого и поменьше двигаться, то сейчас все наоборот.

— Правда, что и теперь можете забросить мяч в баскетбольное кольцо с первого раза?

— А почему нет?! Я в школьные годы играл в баскетбольной команде, серьезно увлекался спортом, пока не сделал выбор в пользу сцены. Но баскетбол люблю до сих пор. Кстати, являюсь почетным президентом баскетбольного клуба «Триумф» города Люберцы. На матчах, правда, не всегда получается присутствовать, но финансами помогаю как могу. Вот не так давно три автобуса за мой счет для команды купили. Я даже у себя на даче баскетбольное кольцо соорудил, так что тренируюсь постоянно. Помимо того что регулярно хожу в спортивный зал и плаваю в бассейне. Все, как в молодые годы, когда первый раз появился на сцене.

«Исполнив в Сопоте «За того парня», стал победителем фестиваля и проснулся знаменитым»

 

— Помните, как это было?

— Конечно. Мое первое профессиональное выступление на большой сцене состоялось вместе с ансамблем песни и пляски танковых войск в ГДР, где я тогда служил. Это было 23 февраля, я пел песню «Бухенвальдский набат». Наградой мне стали бурные аплодисменты. А самым неудачным, наверное, стало мое первое выступление во время учебы в школе. Я вышел на сцену, а капелла спел первый куплет и убежал за кулисы, понимая, что от волнения не могу вспомнить ни одной следующей строчки. Такое же волнение у меня было на сцене Театра оперетты. Я получил роль в мюзикле Александра Долуханяна «Конкурс красоты». Вместе со мной пела замечательная Татьяна Шмыга и, конечно, я первое время не мог справиться с эмоциями, которые меня буквально переполняли. Но поистине судьбоносным стало участие в фестивале песни в Сопоте в 1972 году. Я получил первую премию, исполнив песню «За того парня». На следующее утро после финала проснулся знаменитым.

*Лев Лещенко проходил армейскую службу в ГДР. Там он впервые и вышел на большую сцену

— Приятное ощущение?

— Скорее неожиданное. Хотя сценой бредил со второго класса. Пел в хоре и представлял, как я в красивом костюме выступаю, оказываясь со зрителями один на один, и мне все аплодируют. Очень часто снилась эта картинка. Признаюсь, никакой другой судьбы я для себя не представлял.

— Несмотря на то что вас с первого раза не приняли в ГИТИС?

— Думаю, я слишком рано решил туда поступать. Мне исполнилось всего 17 лет, я был неконкурентоспособен, не хватало житейского опыта. Но не скажу, что меня это очень расстроило и сбило с пути. Я решил, что артистом стану во что бы то ни стало. Год трудился рабочим сцены в Большом театре. Причем устроился туда сам. Пришел в дирекцию, сказал, что хочу у них работать. В то время Большой театр считался режимным объектом. Меня долго проверяли, изучали мою биографию и таки приняли. Было безумно интересно узнать, что происходит по другую сторону рампы. Мне очень повезло, ведь когда пришел в Большой театр, он переживал свой «золотой век». Там пели Галина Вишневская, Тамара Милашкина, Ольга Лепешинская, Сергей Лемешев. Я застал и великую балерину Галину Уланову. С утра до вечера пропадал в театре, бесплатно пересматривая все спектакли. Садился на самом верхнем ярусе, закрывал глаза и наслаждался пением и музыкой. Наизусть выучил практически все оперные партии, причем со слуха. Так что сейчас хорошо разбираюсь в оперном искусстве, да и балетном тоже.

— Своими оперными способностями вы в полной мере блистали во время телепроекта «Призрак оперы». Хотя победителем не стали.

— По мнению судей, лучшим оперным певцом стал Филипп Киркоров. Но я позволю себе это не комментировать. Получил удовольствие от участия в проекте, разучивания оперных партий, выступления на сцене Малого театра. Чего еще желать?

— Действительно, вы и так обладаете всеми желаемыми званиями.

— Но при этом отношусь к себе достаточно критично. Иногда даже с иронией. А иначе жить было бы сложно. Особенно сейчас, когда так много дутых звезд, непонятных премий, ложных званий. Лет десять назад я даже перестал заниматься преподаванием. Последние таланты на певческом поприще исчезли, и мне стало неинтересно. Когда я преподавал, у меня учились Валерия, Марина Хлебникова, Варвара, Катя Лель, Ирина Отиева, Валентина Легкоступова. Это были ученики, которые и меня подпитывали своим талантом. А что сейчас? Кто поет? Я сказал бы, что это не певцы, а так — медиа-лица.

«Невозможно себе даже представить, чтобы во время концерта в Кремле кто-то пел под «фанеру»

 

— Другая эпоха настала.

— И другая музыка. Иное отношение к ней. Ведь раньше все было на высоком профессиональном уровне — композиторы, поэты работали на исполнителя. А сейчас, посмотрите, вокруг одни авторы-исполнители, которые почему-то решили, что петь могут только они. В мое время никто не знал такого выражения — «петь под фанеру». Это было даже запрещено. Правда, случались неожиданные ситуации, в которых подобные уловки оказались бы полезными. Помню кошмар, произошедший со мной в начале 70-х годов на концерте Арно Бабаджаняна. Буквально за несколько дней до выступления заболел Муслим Магомаев и мне пришлось в срочном порядке разучивать четыре песни. И речи не могло быть о том, чтобы отказаться. Вроде бы я все выучил, репетиция прошла нормально.

И вот идет концерт, я выхожу на сцену, начинаю «Песню о Ленине» и вдруг понимаю, что не помню следующую строчку. Осуществляется прямая трансляция из Колонного зала, никакой «фанеры», а я даже не взял с собой клавир. Редактор слов не знает, руководитель оркестра Юрий Силантьев тоже. В общем, я пропустил вступление, первую строчку и начал петь только с третьей, вспомнив: «Солнце клонилось, песнь заводов повсюду слышна…» Тут, слава Богу, меня поддерживает хор, а я тем временем вспоминаю еще несколько строчек второго куплета. Это был кошмар. Меня прямо на сцене прошиб холодный пот, уже не помню, как выкрутился. Зашел за кулисы и буквально упал от переживаний. В тот же вечер у меня случился микроинсульт. С тех пор я дал себе зарок не выступать, если на подготовку к концерту дается лишь пару дней. Вот в таком случае «фанера» пригодилась бы. Хотя невозможно себе представить, чтобы во время концерта в Кремле кто-то пел «не вживую». Знаете, все мы проходили определенную селекцию, и в этом не было ничего плохого.

— Как и в художественных советах.

— Безусловно. Репертуары у нас были выверены до последней ноты, поэтому и шли у слушателей на ура. Посмотрите нынешние «Голубые огоньки», ведь это перепевки старых, хорошо известных композиций. Все новое не выдерживает никакой конкуренции с тем, что было создано ранее. Но ничего, я не расстраиваюсь, мне кажется, пройдет некий виток в развитии и вернется любовь к голосовому искусству, классике, хорошей певческой эстраде.

— Вам-то грех жаловаться — поклонниц хоть отбавляй.

— На том и держимся (смеется). На самом деле, как это ни удивительно звучит, но я совершенно не чувствую свой возраст и хочу петь, как это было в двадцать лет. Голос набрал силу, а я — профессионализма. Есть желание работать, записывать новые песни, выступать. Лишь молю Бога, чтобы это ощущение не покидало меня как можно дольше…

Таисия БАХАРЕВА, «ФАКТЫ»

01.02.2012