Глава 1. Гимн
Моя память до сих пор ассоциирует утро с мелодией старого гимна, Гимна Советского Союза, К моменту, когда от меня потребовалось выбрать жизненные ориентиры, гимн перестал быть гимном в том, беспрекословном понимании и стал частью детства — раннее утро, шесть часов, папа уходит на работу.
Именно это обстоятельство, как оказалось, роднит многих из нас, помнящих и берегущих то немногое из неизбежно идеализируемого прошлого…
«Никогда не вел дневников, считал это наивным, напрасным, делом. Пожалуй, самый прекрасный дневник — намять. Нередко мелодия, какой-нибудь песни приносит воспоминания о каком-то реальном эпизоде, душевном состоянии, пережитом давным-давно,— говорит Лев Лещенко и добавляет,—.мелодия гимна Советского Союза воскрешает во мне воспоминания о тех эпизодах, которые впоследствии стали точкой отсчета собственной биографии…»
Девятое мая 1945 запомнилось тогда еще трехлетнему Леве Лещенко как день, когда «кругом все обнимались, смеялись, плакали.» Горе, обошедшее семью в войну, пришло позже —умерла мама. Со 2-ой Сокольнической улицы, помнящей будущую знаменитость совсем еще крошечным, семья перебралась в подмосковный поселок, туда, где стоял полк отца. Но с отцом они виделись по-прежнему редко, воспитательную миссию взяла на себя бабушка, приехавшая из Рязани…
В памяти остались долгие походы на дальние поля, где многие москвичи держали тогда грядки с картошкой и различной зеленью, сборы тщедушных урожаев моркови и свеклы, хлебные карточки и низкое пасмурное небо.
Дни, когда давали паек, превращались в семейные — с многочисленными соседями — праздники. Стол, что называется, ломился от яств — главными и, пожалуй, единственными из которых были редкие для того времени масло и сахар.
«Обычно в конце пиршества я, забравшись па табурет, читал стихи и к общему удовольствию слушателей закапчивал свою «программу гимном Советского Союза. За это меня одаривали шумными аплодисментами и сладостями…»
Скоро с Украины приехал дед. У деда была настоящая скрипка — покрытая лаком, издающая непонятные, но волнующие звуки. Дед прекрасно столярничал, знал портняжное и сапожное дело, множество математических головоломок, задач, всяких фокусов и очень много читал.
В привезенном им сундуке оказалось множество сокровищ: рубанки и стамески, топорики и молотки, сверла и буравчики, железные и деревянные гвозди…
Но главным сокровищем все-таки оставалась скрипка.
Очень скоро дед и внук распевали на два голоса. «Нелюдимо наше море»,— шумел Лева, и когда ему удавалось сохранить мелодию и получался настоящий дуэт, дед приходил в неописуемый восторг.
«В то время,- вспомнит позже Лев Валерьянович, -мне спились поющие спи.»
«В сентябре 1949 года в вельветовом костюмчике, сандалиях на босу ногу, с настоящим парусиновым портфелем — по тем временам почти шикарная экипировка — я торжественно переступил порог школы. Огромные классы, залы, коридоры, — все это показалось мне целым городком. В нем с утра до вечера шумела многочисленная ребячья республика…
Первый год пролетел почти незаметно. А второй ознаменовался, появлением двух новых учителей — пенил и физкультуры. Оба урока проходили в спортивном- зале, сооруженном, из двух классов. Там мы приобщались к новым, увлекательным, занятиям -распевали ‘неизвестные нам. дотоле мелодии и учились играть в баскетбол.
Наверное, все это не осталось бы в памяти, если бы моя дальнейшая жизнь не оказалась связанной с пением и спортом.
Я начал ходить в хор сокольнического Дома пионеров и в секцию плавания. Поначалу били еще и кружок художественного слова и духовой оркестр. Но однажды всей этой всеядности положил конец наш хормейстер, Поймав меня на лестнице, дома пионеров, он категорически заявил, что пора, заняться пением, всерьез, И хотя большого значения его пожеланию я не придал, но круожки бросил…»
Сокольники пятидесятых годов представляли собой тринадцать улиц, выходивших к парку, и множество прилегавших к нему переулков. Старые двухэтажные дома образовывали нынче почти забытые уютные дворы с великолепными раскидистыми липами, под которыми летом вечерами собирались поговорить женщины, мужчины «забивали козла», колдовали над шахматными досками, дети играли в лапту или «казаков-разбойников». Когда со всей суровостью снежной на Сокольники наваливалась зима, все гурьбой выходили колоть лед и большими деревянными лопатами разгребали непроходимые сугробы.
«Дороги, мощеные булыжником, укатывались до идеально ровной поверхности машинами и превращались в громадный импровизированный каток, Катанье по улицам било запрещено, но особо не преследовалось, ибо имело давние традиции. И ми, встав па коньки, прикрученные веревками к валенкам, гонялись за проезжавшими машинами,- ,
Иногда кому-то покупали новые коньки на ботинках, и этот счастливчик ходил па настоящий каток.
Тогда вообще многие предметы появлялись в обиходе впервые, казались необычными, и не было ничего удивительного в том, что смотреть на них, сходился весь двор или далее вся улица.
Так в начале пятидесятых годов в одном из наших домов появился первый телевизор «КВН». Мы взирали на пего как на чудо.
За хорошую учебу и соответствующее поведение нам, ребятам, разрешали приходить раз в неделю на детскую передачу. И ми старались в школе изо всех сил — так не хотелось лишиться права па свидание с этой диковинкой.
Дружно, по-семейному жили ми в тех домах с рыжими крышами и звенящими водосточными трубами. Жили до тех пор, пока судьба не разнесла пас в разные стороны,..,»
В начале 1953 года семейство во главе с отцом переехало в «новую жизнь». Большой многоэтажный дом с лифтом казался в сравнении с прежней деревянной двухэтажной чуть ли не дворцом. Были здесь, в просторной двухкомнатной квартире, высокие коридоры, ванная, телефон, телевизор, со всеми своими передачами, но что-то родное все-таки осталось там, в стареньком дворе под липами…
Однако дом оказался не таким уж обычным, в нем жили известные в ту пору спортсмены и тренеры. Спортивные традиции было решено поддержать, и в один из дней Лев со своим новым приятелем отправился на стадион — приятель в футбольную, а он, соответственно, в баскетбольную секцию.
«Я получил новенькие кеды, роскошные голубые трусы и две майки для будущих выступлений на соревнованиях. Правда, до них било еще далеко. Наши тренеры — в прошлом прекрасные спортсмены, А. Зинин и Н. Захаров — стали терпеливо пас обучать…
1954 год запомнился мне переходом в новую школу. В шестой класс я входил впервые в жизни вместе с девчонками. Поначалу не обошлось, конечно, без всевозможных конфликтов и приключений, но потом все мы подружились.
Безмятежная жизнь, в которой немалое место занимал спорт, продолжалась до десятого класса, Но десятый класс кончался, и нужно било решать — чем, заниматься в будущем,. Разумеется, я грезил пением,.
Однако получилось так, что у меня пропал голос. И поэтому я решил поступить рационально — пойти в один из близ-расположенних институтов.
Но однажды после уроков, когда никого не било в классе, я попробовал запеть: «..Я тот, которому внимала…» («Демон»), Голос был неуклюж, по л повторил фразу повыше. Он послушался, я повторил еще раз…» Теперь, дождавшись конца уроков, убедившись, что никого поблизости нет, оп начал пробовать голос. Дома заниматься этим стеснялся, Я живо представляю, какое удовлетворение приносили эти занятия, какие залы рисовались в воображении, полные аплодирующей благодарной публики и цветы, цветы, цветы…
Интересно, вспоминал ли он эти воображаемые концерты в моменты своего настоящего триумфа? С уверенностью могу сказать одно — по-настоящему счастлив человек, реализовавший пусть неосознанные мечты юности…
А тогда первым шагом к первому выступлению стали любопытные девчонки, подкараулившие его за этим занятием. Следствием нежелательной огласки стало выступление на школьной сцене.
«Зал был освещен, па сцену друг за другом, выходили участники школьной самодеятельности, демонстрировавшие по очереди свои артистические способности. Я подготовил песню «У Черного моря», которая была популярна в то время в исполнении Леонида Утесова и мне очень нравилась.
Когда меня объявили и я вышел, было очень тихо, а может быть мне так показалось. Ошалев от страха, я глубоко вздохнул, откашлялся и запел… О том,, что не мешало бы выбрать тональности, я как-то не подумал. И запел слишком высоко. Примерна на середине, где .мелодия резко поднималась вверх:«,…цветущий в акациях город,..», я все-таки сообразил, что взял высоковато, спустился на октаву низке и допел эту роковую строку. Но рефрен: «У Черного моря…» осилить уже не мог. Осознав, что потерпел фиаско, вскинул руки вверх и заявил, что не умею петь…»
И все-таки, несмотря на провал — а у кого их не бывает? — решение было принято.
До окончания школы оставались считанные недели. Впереди был ГИТИС.
Начиналось лето 1959 года. Ровно в шесть утра щелкали миллионы радиоточек, как бы пробуя беспредельный эфир и в сонные полутемные комнаты бодро вступали духовые, затевая ежедневную всесоюзную побудку — гимн Советского Союза.
