Лев Лещенко: «Кремлевский соловей»
— Лев Валериановый, ваша творческая карьера удивительна. Друзей у вас — тьмы и тьмы. Ваш внешний вид, включая антураж из роскошного костюма и дорогого галстука, — все это внушает рядовому обывателю радость и восторг, ненависть и зависть. Выходит, Всевышний часто налагает на вашу голову свою щедрую длань. Но в только что вышедшей вашей книге рассказывается и о драматических, и о чрезвычайных событиях вашей биографии. Не раз вы были рядом со смертью.
— Из того, что дал мне Бог, главное для меня — возможность работать… И это главная привилегия моей жизни. Работать так, как я хочу. Но прежде всего я счастлив оттого, что живы-здоровы мои близкие и родные. Папе только что исполнилось 97 лет. Я рад встречаться со своими педагогами, которые взметнули меня на творческую орбиту. Я люблю свою жену, с которой живу уже тридцать лет.
— Вы не вспомнили о детях. У вас их нет?
— Да, детей нет, так вышло. Так получилось, что моя первая супруга была увлечена творческой жизнью, мы были молодыми, выходили на звездный путь. У нее не было желания иметь ребенка. А позже с другой уже женщиной, нынешней моей женой, были другие проблемы. Но из этого я не делаю трагедии. Мы уже прожили тот самый возраст, когда очень хотелось иметь наследников. А сейчас вроде бы успокоились.
— Да, известно, что ваши близкие друзья, коллеги по эстраде, по искусству, живы-здоровы и по-прежнему радуют своих поклонников. И то, что случилось с Иосифом Кобзоном, было как гром среди ясного неба. Но, слава богу, пришел снова к нам, почти с того света.
Конечно, больно и обидно, но никто не застрахован от несчастного случая. И я по большому счету верю в «привилегии» своей судьбы. Бог спасал меня не однажды. Скажем, в семидесятом году я должен был лететь с известным пародистом Виктором Чистяковым на гастроли, но в последний момент Гостелерадио, где я тогда работал, меня из Москвы не отпустило -должен был участвовать в творческом вечере поэта Ошанина. И самолет улетел без меня. Но до места назначения не долетел. Все пассажиры погибли.
Была еще одна трагическая ситуация. В моем ансамбле не хватало трубача. И я попросил своего музыканта Мишу Вишневского найти подходящего парня. Он договорился с первым трубачом утесов-ского оркестра, и тот 18 мая 1972 года должен был приехать в Москву и подписать договор. И в этот же день пятеро моих музыкантов, близких людей, разбиваются. Все насмерть. Но и это еще не все. Когда мы хоронили их на Кузьминском кладбище, я встретил там свою первую жену, которая сказала: «Я знала, ты сегодня хоронишь своих ребят. И я тебя не напрягала другой страшной вестью — мы сегодня хороним….» -и называет имя того самого трубача из утесовского оркестра, где от сама и работала. Его сбил троллейбус. И хоронили талантливого парня в тог же день, на том же кладбище, рядом с пятью моими ребятами. Вот так-то…
— Я слышал и об истории 9 Афганистане, куда вы летали с концертом.
— Да, было, но не так драматично. Я бы сказал, по-афгански буднично. Когда мы ехали на бронетранспортере, то по машине бабахнули душманы. Но пули меня не задели. И я только совсем оглох на несколько дней. Потом месяц лечился. Но если честно, то до сих пор ощущаю последствия той травмы. А в общем, я философски отношусь к разным жизненным ситуациям, ведь, по законам физики, энергия не появляется и не исчезает. Тем более с высоты моего возраста «жизнь уже не кажется бесконечной».
— Простите за минорный тон, с которого мы начали наш разговор, но, подхватывая вас на лету, хочу сказать: такие, как Лев Лещенко, просто так тоже не появляются и не исчезают. Недаром я слышал, что Леонид Ильич Брежнев мог слушать ваши песни по телевизору без конца. Говорят, что только вас. Небось не разлей вода были с пятижды героем генсеком.
— Не думаю, что Брежневу пиарили на мой счет его внучка и зять, с которым мы были дружны, — когда-то я привез его из Киева и он стал мужем внучки генсека. Брежнев жил на даче с женой и внучкой Викторией. Галя, как известно, была вольных нравов, временами забывая о дочке, и Леонид Ильич воспитывал любимую внучку. Так что вряд ли он никого го не слушал и никого не смотрел, кроме меня. Ему нравились актеры, исполнители. А я был люб, наверное, потому, что был созвучен его представлениям о жизни, о нашей истории, я не был экстремистом, а профессионально меня считали современным и лиричным. В личном плане я не был настырным, никогда не форсировал события, ничего не просил. Мой долг перед Брежневым, как и перед любым, кто любит музыку, эстраду, приносить радость. С властью я не заигрывал и после — ни с Черненко, ни с Ельциным, ни с Горбачевым. Хотя нередко я тоже пел для них. Я бывал на даче Бориса Николаевича, отмечая его дни рождения, после исполнения номера я выходил и разговаривал с ним на равных. Шутил с ним и даже мог позволить себе рассказать ему какие-то байки. Все это воспринималось естественно и закономерно. Я человек независимый, и если я делал такие песни, как, скажем, «Любовь, комсомол и весна», то это была, пожалуй, единственная песня, откровенно несущая коммунистический дух.
— В вашем репертуаре пятьсот. Неужели вы их все поете?
— Нет, конечно, все не помню. Думаю, что за двести песен отвечаю и могу их повторить.
— Какая из них, по-вашему, самая популярная?
— Конечно, «Соловьиная роща», «День Победы», «Прощай» и далее -«Белая береза», «Не плачь, девчонка», «Родительский дом», «Где же ты был?», «Как же жить друг без друга?». А «День Победы» я пою исключительно в торжественные праздники, и песня эта не девальвируется.
— Любопытно, сколько вы получали за исполнение любимых народом песен?
— Да ничего не получал. Платили только композиторам и поэтам, а я получал по пятнадцать рублей за минуту записи. А моя ставка была двадцать семь пятьдесят. За сольник я получал две ставки. Если же певец не работал на эстраде и не давал по 50-60 концертов в месяц, то он получал так же, как любой слесарь. Привилегий не существовало.
— При вашей популярности и востребованности вы, Лев Валерианович, наверняка неплохо зарабатывали. Как ваша жена относилась к деньгам? Я где-то вычитал, что вы считаете самым серьезным недостатком женщины ее жадность.
— Это, наверное, ошибка, жена моя жадной не была, и не считаю я этот недостаток самым нетерпимым в женщине. В семье должна быть рачительность — это другое дело. А вот когда мужчина жадный — это совсем плохо. В женщине же, по-моему, вообще нет неприятных черт. Я вот не могу сказать, что в женщине неприятного. Правда, возможно, какая-то назойливость. Когда я был популярным, меня раздражали постоянные звонки, безумные письма, дежурства у подъезда, ночевки на вещмешках под моей дверью.
— Но жизнь — она полосатая. Когда началась перестройка, ваша творческая карьера, кажется, дала сбой, не так ли?
— Это так. Но я здесь не исключение. Все стали жить хуже, особенно те, кто был на государственной службе. Я тоже был служивым работником Росконцерта, работал на радио и телевидении, получал зарплату, отсиживал время в кабинете. Перестройка, конечно, многое изменила в нашей жизни, по многим ударила. Мы все время стараемся изменять мир, «мы наш, мы новый мир построим». Все революционные процессы ломали то, что было до них, но нового не создавали. Мало того, многое возвращалось к тому, что было. Нелегко было мне, так же как и Кобзону,
Муслиму, Соне Ротару, даже Алле — всем досталось. Тогда-то нас и окрестили «кремлевскими соловьями».
— А как вам нынешние «соловьи-разбойники» — Децлы, Витасы?
— Я в отличие от многих с вниманием отношусь к новой музыкальной тусовке.
Моя лояльность такова: чем больше разных голосов слышно сегодня, тем больше настоящих певцов будет завтра. А все наносное и временное отфильтруется, останутся лишь самые достойные. Среди тысяч нынешних исполнителей останутся два-три имени. Ведь из недавнего прошлого остались Киркоров, Алсу, Земфира, но что-то за последние три года почти ничего не появилось. А Децл не дутая фигура. Молодежь «прикалывается» от его текстов, от его ритмики. Витас достаточно оригинален. Я имею в виду оригинальный жанр, но это не из области вокала. Я к нему отношусь уважительно и при встрече говорю ему хорошие слова. Раз высокие ноты, значит, человек может петь и у него есть перспектива. Но я вокалист и ориентируюсь больше на классику, для меня вокалисты — Киркоров, Земфира, Алсу, Шевчук. Хотя у него вокал ближе к року, это симбиоз.
— А каково вам служилось под началом легендарного хозяина Гостелерадио товарища Лапина?
— Да, уникальный был человек. Он держал руку на пульсе времени и был одним из самых крупных идеологов. Несколько раз, входя к нему в кабинет, я слышал, как он говорил с самим Сусловым. Лапин относился ко мне с приятцей, и мы иногда беседовали по нескольку часов кряду. Несмотря на это, он не позволил моему фильму выйти на экран. Причем убеждать меня даже не собирался, он только говорил: «Тебе это не нужно. Что ты там скачешь как козел? Зачем тебе повторять Карела Готга?»
Я ему говорю: «Да, я хочу быть любимым молодежью, хочу модно одеваться, носить джинсы, раскованно себя чувствовать. Лапин в ответ: «Этот твой фильм — г….» Таковы были его «дружеские» аргументы. А в конце разговора он поставил точку: «Лев Лещенко нам нужен другой».
— Кстати, о джинсах и о Кареле Готте. Когда вы впервые приобрели джинсы?
— Первого «Вранглера» я привез из Канады в 76-м году. Купил их за 20 долларов. Джинсы были настоящие.
А до этого носил дешевые японские джинсы… А Карел Готт был тогда страшно популярен и у себя на родине, в Чехословакии, и в СССР. Его преимущество было и в том, что он знал несколько языков и пел свои песни, выступая в Германии, в Англии, а мы языки не учили, говорили, это не надо. И мы верили, думали, что никуда из Союза не уедем.
— Любопытно сегодня сравнить ваши с Готтом материальные состояния. Две звезды, две культуры, два мира…
— Ну что вы, по тем временам Карел Готт был очень богатым. Ездил на «Мерседесе». И тогда это было очень круто. Сейчас, наверное, мы уравнялись, хотя думаю, что накопленный им ранее капитал дал ему возможность и жить, и развиваться.
— Была еще одна приезжающая к нам звезда — Бисер Киров…
— Да, Бисер был достаточно популярен у себя на родине — в Болгарии. Но нынче там немного работы, и он подолгу живет у нас. Я как могу ему помогаю. Он сотрудничает с моим агентством по организации гастролей и концертов.
— Это ваш бизнес?
— Да если честно, бизнеса здесь мало. Мы организуем для банков, компаний праздничные вечера. Сейчас готовимся к 10-летию «Лукойла».
— Наверняка участие звезд связано с вашим авторитетным именем на эстраде. А впрочем, вы же даете возможность нашим звездам стать еще богаче.
— Плачу не я, платят заказчики. А так — никто не отказывается, включая Филиппа и Аллу. Что же, я знаком со многими олигархами — с Алекперовым, Сафиным, папой Алсу, несколько раз общался с Березовским, но знакомство осталось шапочным.
— При случае и надобности не одалживали деньжат у олигархов?
— Отвечу на ваш вопрос одним анекдотом. Грузин и девушка едут в одном купе, и он все время на нее смотрит. Девушке стало неловко, и она поинтересовалась: «Простите, молодой человек, может быть, вам что-то нужно?» Грузин прямолинейно отчеканил: «Для меня просить — хуже нету». Вот и для меня просить чего-либо, тем более денег — хуже нету.
Феликс Медведев
Мир новостей, декабрь 2001 года.