Лев Лещенко: «70 лет — не так уж плохо. Если здоров, конечно»
Вчера ему исполнилось 70 лет. Даже не верится… Голос все такой же бархатистый, внешность – годами почти не тронутая, мысли – вполне современного человека
Вчера ему исполнилось 70 лет. Даже не верится… Голос все такой же бархатистый, внешность – годами почти не тронутая, мысли – вполне современного человека. Обаяние Лещенко – величина постоянная и неизменная. Любимый певец застоя, кремлевский соловей, он и сейчас на пике популярности. Однако дата, как ни крути, серьезная, и есть повод вспомнить былое, полистать пожелтевший семейный альбом. Но сначала – блицинтервью для «Труда-7».
— Лев Валерьянович, скажите, в 70 лет можно подводить какие-то итоги?
— Разве что промежуточные — об окончательных говорить пока рано. Вообще, я думаю, каждый отрезок жизни заканчивается каким-то итогом. Это банально, но 50 лет, 60, 70 — все это вехи жизненные и поводы подвести некие итоги.
— Так давайте попробуем. О профессии и говорить нечего — и так все ясно. Или могли добиться большего?
— Думаю, не стоит гневить Бога — все хорошо сложилось. Мог, конечно, и в оперу пойти — несколько театров звали, да и преподаватели настаивали, — но сам не захотел и теперь не жалею об этом. Все-таки у оперных певцов век короче, голос быстрее стирается — там на каждом спектакле надо выдавать по полной программе. А на эстраде можно расходовать свой потенциал экономно, как стайер, — тогда и дыхалки хватит надолго. Сейчас понимаю, как правы были потрясающие певцы Козловский и Лемешев, которые говорили: никогда не надо выкладываться — надо петь процентами. Вот они как раз голоса свои сохранили надолго.
— В обыденной жизни вы выглядите человеком абсолютно беспроблемным. Или так только кажется?
— Да нет, никаких особых проблем у меня нет, даже душевного свойства. От жизненных крахов избавил меня Бог. Я никогда не страдал физически, сильно не болел, ничего не ломал. Если не считать травму в 10-м классе, когда упал с гимнастических колец и у меня было ущемление шейного позвонка. Но это все давно уже забылось.
— У вас, насколько я знаю, миллион друзей. С такими, как вы, дружить приятно — все тянутся к свету, а вы излучаете его в избытке. Скажите, а есть ли обратная сторона Луны? За какой поступок вам, такому положительному, до сих пор стыдно?
— Да нет такого. Разве что… В ГИТИСе я был старостой курса. И как-то девчонки наши стали меня подговаривать против одной студентки: мол, с ней невозможно общаться, надо ее из института исключать. Я пошел с этим к ректору, и он, мудрый дядька, заявление то не подписал. Вот об этом случае я много думал впоследствии, ведь мог сломать судьбу человека. Случилось иначе, и слава богу. Но тот мой поступок до сих пор меня немножко гнетет.
— В личной жизни у вас были водовороты…
— Зато сейчас тихая гавань. Ира — верный и преданный человек, во всем мне помогает. Да, кто-то с первого раза свою судьбу находит, я — со второго. Но ведь нашел! И ни разу о своем выборе не пожалел. Я вообще в своей жизни ничего не хотел бы менять — ни о чем не жалею.
— Говорят, что в каждом возрасте есть своя прелесть. Какую находите в 70 годах?
— Осмысление другое совершенно, чем прежде. И цена жизни. Если в молодости ты не ценишь отведенные годы, разбрасываешься ими, то сейчас внимательно относишься к каждой прожитой минуте. В общем, 70 лет — это не так плохо, как кажется. Если здоров, конечно. Так что пожелайте мне здоровья.
Дмитрий Ильин
Газета «Труд»
02.02.2012
