5. Лесная опера
Так уж случилось в мире, что дар и предназначение, как правило, человеку открываются после жестоких разочарований и невыносимой душевной смуты.
В бытность свою журналистом одной маленькой, но достаточно порядочной газеты, знал я некоего Евгения Кузнецова. Этот Евгений Кузнецов пел как бог и писал весьма и весьма талантливую музыку.
До тридцати лет он успешно бегал от своего настоящего дела, став для начала студентом Политехнического института, а затем учителем черчения и рисования. Понимание пришло позже, вместе с усталостью и житейской практичностью. В каком-то смысле, было действительно поздно.
Счастлив тот, для кого смутное время закончилось в молодости, кто определил, если не цель, то хотя бы дорогу.
К 1971 году вполне вырисовалась эта самая дорога и для Льва Лещенко.
Дальнейшая хронология судьбы, как и принято у популярного серьезного артиста, сродни дискографии и анкетной главе о награждениях.
Песни в исполнении Лещенко звучали на радио, телевидении, может быть, гораздо чаще, чем ему самому хотелось.
«К сожалению, я не мог контролировать записи. Часто их давали без моего ведома. Пришел однажды на прием к Кухарскому, бил такой замминистра культуры. Он говорит: «Лев, что ты делаешь? Вчера включаю первую программу — поет Лев Лещенко. Переключаю на вторую — и там, ты!»
Ну что тут ответить?…»
Вскоре Лещенко предложили принять участие в международном конкурсе «Золотой Орфей».
«Я искал доверительные, естественные интонации — это вообще стиль моей жизни: доверчивость, доброжелательность, общительность — когда возник вопрос, что петь на конкурсе, выбрал «Журавлей» Яна Френкеля, песню, к тому времени полюбившуюся слушателям. Второй стала песня болгарского композитора Н.Арабаджиева «Остани»…
В то время фестиваль «Золотой Орфей» пользовался большой популярностью не только в Болгарии — на него съезжались любители песни из разных стран. В1972 году этот концерт был особенно интересным — на него были приглашены многие популярные певцы. Среди них: Муслим Магомаев, Тони Кристи, Сальваторе Адамо, Ларе Семпол.
«Обстановка во время фестиваля была такой же теплой, как и весеннее солнце Болгарии. Я довольно успешно спел свои песни. Зрители приняли их радушно, а жюри доброжелательно. Я бил назван лауреатом «Золотого Орфея». Но апофеозом, фестиваля стали выступления почетных гостей. Огромный концертный зал, расположенный на берегу моря, содрогался от рукоплесканий многолюдной аудитории. И я втайне мечтал, что когда-нибудь приеду на этот фестиваль в качестве почетного гостя.
Так оно и случилось через несколько лет. В составе пашей делегации бил композитор К. Орбелян, работник министерства культуры В. Ковалев, человек, много сделавший для пропаганды советского искусства за рубежом, тогдашняя участница фестиваля Алла Пугачева и я.
Алла слегка нервничала, хотя от всех скрывала это, одержимо готовилась к серьезному испытанию. Конкурс стал переломным этапом в ее судьбе. Блестяще исполнив ныне знаменитого «Арлекино», поразив всех музыкальной и сценической трактовкой образа, она заявила о себе как яркая индивидуальность. Вызвав бурю восторга у жюри и публики, она тут же стала любимицей фестиваля. Нам, приходилось даже запирать ее, спасая от досаждавших журналистов и любителей автографов.
А на заключительном концерте произошел любопытный случай, который заставил говорить о ней как об артистке особого дарования. Предпоследним в концерте пел английский певец Карел Вей, получивший первую премию, а за ним — обладательница «Гран при» советская певица Алла Пугачева.
Карел В ей исполнил две песни и ушел за кулисы. Публика не отпускала, исполнителя, и он выходил на поклон несколько раз. Наконец аплодисменты начали стихать, и режиссер передачи взмахом руки дал знак опускать помост, на котором стояла Алла. В этот момент на сцене вновь появился Карел Вей. Дирижер принял отмашку режиссера за предложение повторить предыдущую песню, и Карел начал петь. А Пугачева, оказавшись на сцене, осторожно прошла и присела в глубине. Мы, находясь в зрительном зале, с напряжением следили за тем, что же будет дальше. Карел Вей упоительно бисировал свой номер. Но вдруг он понял, что сзади происходит что-то необычное. Повернувшись у видел Аллу. Дальше события развивались молниеносно. Он подошел к ней, сел рядом и стал петь как бы для нее. А потом Алла, взяв микрофон, допела последнюю фразу на английском языке. Это было так неожиданно и гармонично, что можно было предположить, что номер был срепетирован заранее. Затем Пугачева исполнила две свои песни, и публика долго не отпускала ее.
После перерыва с небольшим концертом выступал я. Петь было легко, ибо после предыдущих выступлений в зале стояла особая, насыщенная теплом и пониманием атмосфера».
1972 год для Льва Лещенко оказался во многом удачным. После «Золотого Орфея» он записал первую пластинку, получил приглашение на Сойотский фестиваль, в то время весьма престижный, транслировавшийся на многие страны мира. Состав участников конкурса был весьма представительным.
В тот год в конкурсе принимали участие исполнители более, чем из пятидесяти стран.
Союз композиторов решил представить на этот фестиваль песню Марка Фрадкина «За того парня» на стихи Роберта Рождественского.
На первый взгляд, казалось, песня не вписывалась в традиционные рамки Сопота. Но союз композиторов считал, что посылать надо именно эту песню, а Марк Григорьевич настоял на том, чтобы исполнял ее только Лев Лещенко.
«Мы начали интенсивно работать, думая о том, чтобы языковой барьер не помешал восприятию песни. Было решено сделать ее музыкально более эмоциональной, динамичной. Песня началась речитативом:
Я сегодня до зари встану, По широкому пройду полю…
После которого возникал пульсирующий ритм:
Бьют дождинки по щекам впалым; Для вселенной двадцать лет мало.
Музыкальная строка припева звучала легко, контрастируя с предыдущей ритмической структурой тяжелого монотонного движения:
А степная трава пахнет горечью, Молодые ветра зелены.
Потом снова шел слом ритма, динамика возрастала, и кульминационный момент обозначался мощным звучанием, всех музыкальных инструментов и напряжением, голоса:
Все зовет меня его голос, Все звучит во мне его песня…
В финале, придуманном по-новому, был усилен смысловой акцент и подчеркнута основная мысль стиха:
Я сегодня до зари встану, По широкому пройду полю. Что-то с памятью моей стало, Все, что было не со мной, помню!
Было сделано два варианта оркестровки: один более камерный (аранжировщик А. Зубов), другой попроще, рассчитанный на широкого слушателя (аранжировщик В. Терлецкий). И хотя в Сопоте, песня прозвучала во второй аранжировке, позже я сделал записи в фонд радио и на пластинку, предпочтя первый вариант.
С оркестром Ю. Силантьева состоялось несколько репетиций, во время которых Юрий Васильевич поправил в отдельных местах аранжировку, и она заблестела, словно драгоценный камень, всеми гранями. Второй песней, которую я готовил на фестиваль, била «Ждем весну» польского композитора Р. Жилинского,
И вот я в Сопоте. В первый же день после репетиции мне и еще нескольким исполнителям предлагают записать привезенные на конкурс произведения польских авторов па пластинку. Поздно вечером нас доставляют в зал Лесной оперы, где традиционно проходят концерты фестиваля. Я выхожу па сцепу, уставленную микрофонами, и без особого напряжения, думая, что это лишь прогон, исполняю «Ждем весну». По окончании слышу: «Дзепкуе бардзо и до видзепя», — «Большое спасибо и до свидания». С удивлением, узнаю, что запись уже состоялась.
На следующий день Дебих, дирижер оркестра, постоянно сопровождающий выступления участников Сойотского фестиваля, отклонил нашу повторную репетицию, сказав, что я отлично знаю материал и что следующая наша встреча состоится прямо на концерте.
Вечером я выступал с первой конкурсной песней «Ждем, весну», которая хорошо известна польской публике. Исполнение этой лирической песни я рассматривал, как первую ступень знакомства, как прелюдию к будущему серьезному диалогу со зрителями. А надо сказать, именно они оказывают на этом, фестивале большое влияние па оценку жюри.
Зал принял меня хорошо, хоть и без особых восторгов, по я знал, что главное впереди.
Наступил день, когда я должен был вынести на суд публики и жюри нашу песню «За того парня».
И вот в до отказа заполненный зал Лесной оперы понеслись первые аккорды музыки М. Фрадкина. Я пел и видел, как меняются лица, как легкость трансформируется в напряжение. Я чувствовал, что песня электризует всех. И даже тех, кто не понимал ни слова, притягивал, заставлял волноваться неожиданный ритм, яркая аранжировка.
В общем опасения мои оказались напрасны — успех песни превзошел все ожидания. Вместе с польским певцом А .Домбровским мы получили первые премии фестиваля Сопот-72…»
О успехе песни «За того парня» писали многие. Сравнивали прочтение этого произведения другими исполнителями, удивлялись, как одна песня смогла раскрыть талант Лещенко на эстраде, восхищались умением обнажить возможности, о которых, казалось, и не подозревали артисты, исполнявшие ее прежде.
Победа на Сопотском фестивале породила моду на Лещенко. Он был почти знаменит.