Лев Лещенко, неофициально

Итак, один из немногих действующих грандов советско-российской эстрады отметил свое 55-летие. В «России» (а где же еще?) Лев Валерьянович Лещенко погулял и попел с коллегами и друзьями в полный рост. Предконцертной суеты было достаточно, ажиотаж вокруг юбилейного мероприятия возник нешуточный. Директор юбиляра втридорога выкупал у спекулянтов энное количество билетов, поскольку в кассах они кончились, а пригласил Лещенко многих. Глава Дома офицеров, в здании которого расположен офис его музыкального агентства, во время нашей беседы периодически подносил на подпись списки приглашенных высокопоставленных чиновников. А общались мы с героем торжества накануне эксклюзивного мероприятия в прославленном концертном зале.

— Лев Валерьянович, по какому принципу вы созывали гостей на свой юбилейный концерт?

—  К себе на праздники я всегда приглашаю только друзей и товарищей, с которыми пересекаюсь по жизни или творчеству. Хотя будут и мои деловые партнеры, в общем-то тоже друзья, а в данном слу­чае еще и спонсоры. Из коллег позвал тех, с кем по­знакомился во время круизов или гастрольных поез­док — Ладу Дэне, Алену Апину, Татьяну Овсиенко. Алена Свиридова была моей партнершей в «Старых песнях о главном». Это я все женскую компанию на­зываю. Из мужчин пригласил исполнителей, имею­щих, на мой взгляд, достойное лицо на нашей эст­раде  —  Валеру  Меладзе,  Сосо  Павлиашвили. (Странно, почему-то одни грузины…) Безусловно, придет Слава Добрынин и, конечно, Володя Вино­кур. Он, вообще, будет вести программу и дурачить­ся на пару со мной. Жаль еще не вернулись в Моск­ву Николаев с Королевой.

— Трудно было собрать такой звездный состав?

— Собрать было нетрудно. Я же не как к артистам к ним обращался, а как к друзьям. В самом концер­те мне, в принципе, никто не нужен. Свои старые песни, ставшие уже классикой, я и сам мог бы спеть. Они же исполнят исключительно вещи, из моего репертуара:  Лайма — «Прощай!», Агугин — «Где же ты была?», Миша Евдокимов — «Напиши мне письмо», Меладзе — «Белую березу», Овсиен­ко — «Татьянин день», Апина — «Родительский дом», Павлиашвили — «Притяжение земли»

Может, и ажиотаж вызван не столько вашим юбилеем, сколько участием такого количества артистов?

— Не дмуаю. Ажиотаж вызван, наверное, событием. Не юбилеем как таковым, возможно, но нестандартным событием — точно. Уверяю вас, если кто-нибудь из приглашенных не выйдет в программе — публика не обидится и даже не заметит этого. .Например, я приглашал уважае­мого мной певца Сюткина. Он обещал пе­резвонить, но не перезвонил. Думаете, зрители сильно расстроятся из-за его отсутствия?

— Почему—то вы назвали исключительно представителей молодого поколения. А где же Кобзон, Кикабидзе, совместные сценические фото с которыми красуют­ся у вас в холле? Столько поющих гру­зин собрали, а главного забыли.

—  Поймите, пригласить я могу любого из них. Но было бы смешно просить того же Бубу исполнить, скажем, «Соловьиную ро­щу». Это неудобно, он — корифей. Кика­бидзе придет просто как гость. Таким же гостем должен был стать и Кобзон, но Ио­сиф уехал в гастрольный тур. Выступать же будут только молодые ребята, появив­шиеся на эстраде, когда этим песням бы­ло уже по 15-20 лет.       ^:

—   Завершим гостевую тему. Кого из высокопоставленных лиц ожидаете в «России»?

—  Юрия Михайловича Лужкова, Владимира Иосифовича Ресина, Валерия Павлиновича Шанцева,    президента   «Лукойла»   г-на Алекперова, президента банка «Империал» г-на Родионова, президента АО «Тишинка» г-на Колмановича, безусловно, будут мои друзья военные, как прошлые, так и тепе­решние. Я имею в виду — кто был у власти раньше и кто командует сейчас. На днях, на­пример, мне позвонил Павел Грачев, с кото­рым мы дружны еще с Афганистана, и, ко­нечно, я не мог не пригласить его.

—  А если бы ситуация позволяла, по­звали бы на свой юбилей Дмитрия Яку­бовского, у которого вы, помнится, так весело гостили когда—то за океаном?

— Почему нет? Конечно. Я не верю до кон­ца в его вину. Мне кажется, в этом процес­се многое сфабриковано. Он богатый че­ловек, у него в Канаде потрясающая вилла, имущество, недвижимость. Думаю, он стал жертвой очередных политических интриг.

— У вас легкий доступ к «отцам города» или приходится слать факсы, общаться через помощников, секретарей?

— Раньше я никогда не звонил Юрию Михайловичу, хотя встречался с ним на различных мероприятиях. А перед нынешним концертом позвонил в приемную, и мне перезвонил его помощник, соединил с мэром. Лужков живо поинтересовался, какая будет программа, и сказал, что придет с удовольствием. Отнесся к предложению очень демократично.

— Влиятельных и богатых людей среди ваших гостей будет достаточно. Рассчитываете на роскошные подарки?

— Честно говоря, я всех предупредил, что­бы никаких подарков и пламенных речей не было. Я этого терпеть не могу.

— Лукавите?

—  Отнюдь. Действительно не люблю за­здравных речей в свой адрес. Что касается подарков, то всегда приятно их получать, но для меня важнее дружба как таковая. А кто что подарит — личное дело каждого.

— Тем не менее, за годы вашей сцени­ческой   деятельности   презентовали вам, наверное, немало любопытного. Помните самый ценный подарок?

—  В основном почему-то дарили картины, вероятно, весьма дорогие.

—  А многие наши «звезды» частенько широко афишируют презентованные им дома, машины, участки земли, яхты, лошадей…

— Думаю, вот это как раз лукавство. Никто таких подарков не дарит. Я тоже мог бы, допустим, сказать где-нибудь, что мне по­дарили автомобиль «БМВ», хотя я купил его сам. Из вещей мне дарили, кажется, часы.

—  Конечно же, «Картье»?

—  Ну, например, «Картье».

— Те, что у вас на руке?

— Да, это «Картье». Кольцо вот это с брил­лиантом мне подарил один из друзей к 50-летию. Может, оно не такое уж и дорогое.

— Всегда, не только сейчас, считалось, что, допустим, Кобзон человек не бед­ный. Он и сам подтверждал, что нужда не преследовала его никогда в жизни. Что скажете вы? Когда благосостояние Лещенко начало стремительно расти?

—  Бедным человеком я тоже никогда не был, за исключением разве что послевоен­ных лет. Я рос без матери, а отец был военным. В то время мы, как собственно и вся страна, супчик и колбаску ели от слу­чая к случаю. Хотя, надо признаться, Моск­ва никогда не голодала, а я коренной мо­сквич. Случалось подрабатывать, вставая рядом с какой-нибудь бабушкой в очередь за мукой. Ей отпускали две нормы, а мне доставался рубль.

В студенческие годы жил так же, как многие студенты. Стипендия у меня была 27 рублей, и приходилось успевать сниматься в эпизодах на «Мосфильме», там платили по 8 рублей за съемку, ездить летом с агитбригадами в Казахстан, на Сахалин, Камчатку. Я не отдыхал на речке или у моря, а пахал. Зато за три года скопил на двухкомнатную кооперативную квартиру в Чертаново. Тогда это стоило не так дорого – 2800 рублей. Я не бедствовал. Ближе к окончанию института у меня уже была 150-рублевая ставка в театре, жена работала.

— Можете назвать конкретных покрови­телей, способствовавших успешному старту вашей карьеры?

— Конечно. Но это не покровители. Просто те, кто заметил меня, как я замечаю сего­дня талантливых молодых людей, стараясь им помочь. Курс в ГИТИСе вел у нас Игорь Павлович Ансимов, тогдашний главный ре­жиссер Театра оперетты. Он отметил меня и еще двух студентов и пригласил на рабо­ту в свой театр. После института Анна Кузьминична Матюшина предложила мне работать штатным вокалистом на Гостелерадио. Почему она это сделала? Потому что знала меня по ГИТИСу, по выступлени­ям на академических вечерах, по спектак­лям. Она увидела, что я достаточно моби­лен и разносторонен в своих музыкальных привязанностях. Я-исполнял и оперу, и оперетту, и эстраду.

—  А в институт вы поступили без про­блем?

—  Не-ет! Только с третьего раза, после ар­мии, но уже вне конкурса, поскольку был го­товым артистом. Три года, с 61-го по 64-й, работал в ансамбле песни и пляски Группы советских войск в Германии, вел програм­мы, был солистом. Я начал очень рано. Как Муслим. Только он не служил в армии, поэ­тому гремел по всей стране с «Бухенвальдским набатом» уже в 62-м.

— С «дедовщиной» на службе не столк­нулись?

— Нет. Во-первых, в Германии такого не бы­ло. Туда ведь направляли только отборные войска, у всех ребят была хотя бы десяти­летка за плечами. Во-вторых, я выглядел до­статочно здоровым, незабитым парнем, и сослуживцы, наверное, чувствовали это.

— Вы давали им это почувствовать?

—  Конечно. Помню в нарядах, если что-то случалось, приходилось и алюминиевой кастрюлей отмахиваться. Я старался за себя постоять.

— То есть ударить человека для вас не было проблемой?

— Если на меня «наезжали», я мог дать отпорт. Потом я стал более мягким, а тогда еще был школьный, хулиганский запал.

— Вся ваша карьера – примерно почти идиллического благополучия. Многие ваши коллеги, когда-то популярные не меньше вас, давно покинули эстраду, отнюдь не разбогатели и забыты публикой. Где, к примеру, Анциферова, исполнявшая с вами дуэтом знаметиную прощальную песню московской Олимпиады?

— И не только она. И Галя Ненашева, и Ва­лера Ободзинский… Думаю, многое зави­сит от склада характера и от задач, кото­рые мы перед собой ставили.

— Значит, вы пробивной?      

—  В принципе, конечно, пробивной. Вер­нее, в достаточной степени реалист, нико­гда не ставивший собственное творчество во главу угла. Я всегда относился к нему иронически, понимая, что нельзя слишком высоко взлетать, уповая только на свой та­лант. Нужна еще работоспособность, кру­гозор, интеллект, связи. Без этого невоз­можно. Сейчас молодого человека берут за руку и ведут в звезды. Отпустят руку, и он превращается в пустое место. А раньше мы вырабатывали какой-то иммунитет про­тив жизненных сложных ситуаций. Думае­те, я не сражался и не боролся? Были го­ды, например, с 87-го по 89-й, когда меня убирали практически из всех программ и концертов. Началась активная перестрой­ка, нас посчитали «кремлевскими соловья­ми», а все старое отправляли на свалку.

—   А вы не были «кремлевским со­ловьем»?                              —

—  Ну, каким я был соловьем? Приглаша­ли в Кремль, выступал для правительст­ва, но откровенно партийных песен нико­гда не пел.

—   Хорошо, а «мвдэшным соловьем» вы были?

— Когда? Ни одной подобной песни я не пел.

—  Ага, не считая ежегодного выхода в финале концертов ко Дню милиции и исполнения с хором людей в фураж­ках громобойной оды «Потому что он один, всегда один, а со мною вся моя страна…»

— Ах, ну да! Это я пел. Но меня приглашали как профессионала, а не как агента, который с ними сотрудничает. Гм… Знаете, для меня милиция того времени была достаточно про­фессиональной. Это потом ее обвинили в коррупции и прочем. А тогда это все-таки была система, хоть как-то стоявшая на стра­же и защищавшая людей от беззакония. Сейчас ведь в органы нельзя обратиться, поскольку неясно, чем это обернется. Давид Тухманов тогда искренне написал песню на стихи Леонида Дербенева песню, которая очень нравилась милиционерам. Я пел о таком сы­щике, как Жеглов, которого сыграл Высоц­кий. И пел откровенно. Так же я исполнял и армейские песни — «Не плачь, девчонка!», «За того парня». Что в этом плохого? Тем бо­лее патриотические чувства у меня были развиты с детства. Я рос среди военных. По­ездил, слава Богу, и на танках, и на кораблях поплавал, и на самолетах полетал.

— И все—таки — своему любимому пев­цу милиция не могла не помогать, осо­бенно если вы о чем—то просили.

—  Наоборот, в те годы никакой помощи и в помине не было. Скажем, те же сотрудники ГАИ достаточно резко со мной разговарива­ли. Им не нравилось, что молодой парень должен иметь какие-то льготы. Это сейчас меня отпускают. Я уже взрослый человек, с определенным статусом. Они теперь ува­жительно ко мне относятся. Конфликтов с ГАИ у меня нет. Если останавливают, я от­крываю дверь, и сотрудники сразу говорят: «Спасибо, езжайте. До свидания».

—  Будучи постоянным участником ми­лицейских торжеств, вы познакомились с Чурбановым?  

—  Я был шапочно знаком с ним. Тогда не было таких прямых контактов, как сейчас. Вот сегодня я звонил Юрию Михайловичу, он взял трубку и разговаривал со мной. А лет пятнадцать тому назад позвонить, на­пример, Гришину было невозможно. Надо было пройти весь калейдоскоп его помощ­ников, и все равно конечная цель, как пра­вило, обрекалась на провал. Мы видели правителей только за кулисами. Приходил, скажем, Демичев, жал каждому руку, свы­сока взирая. Кто пооперативнее, успевали шепнуть ему что-нибудь на ухо, мол, Петр Нилыч, пора бы звание дать или квартиру.

—  Вы так не шептали?

—  Никогда. Для меня просить — хуже не­куда.

— А кто просил?

— Ну, шептали разные оперные певцы или люди понахальнее.

—  Зато сегодня, Лев Валерьянович, у вас такие связи…

—  А сегодня мне ничего не надо. Я нор­мально зарабатываю и все могу себе купить.

— А «крыша»?

—  «Крыша»? Зачем? У меня государствен­ное музыкальное агентство эстрадных представлений, учрежденное Министерст­вом культуры. Я перед ним отчитываюсь. Бюджет у меня государственный.   Если «крыша» хочет — пусть приходит в банк, «снимают» что-то с государства (улыбается). У меня «левых» денег нет.

—  Но для госучреждения у вас весьма солидный офис.

— Агентство на хозрасчете. Конечно, та­кие офисы не у каждого, но я за все отчи­тываюсь.

— Кстати, а как это вы так уютно распо­ложились в военном здании?

—  Им руководит мой друг полковник. Дру­жим еще с тех пор, когда он был старшим лейтенантом. Он всегда работал в армей­ской культуре, а четыре года назад возгла­вил этот Дом офицеров. Сначала здесь был Володя Винокур, а потом перебрался и я. Но за эти полэтажа мы платим полно­ценную арендуй ремонт проводим за свой счет. Вот здесьТ за стеной кабинета, рас­положена моя студия. Если акционируемся и Винокур войдет в пай, возможно, созда­дим еще и небольшую телестудию.

—  Оклад у главы агентства большой?

—  Вы же понимаете, государство большие зарплаты платить не в состоянии. Подра­батываю что-то за счет концертов. А оклад у меня миллион двести тысяч, что ли.

—   Сейчас модно обзаводиться  не­движимостью за рубежом. У вас вот есть какая—нибудь вилла на красивом острове?

—  Что вы, упаси Бог! Зачем? Мне вообще кажется неправильной практика вкладыва­ния денег в западную недвижимость, по­скольку просто непонятно, чем еще это за­кончится. К тому же у меня и нет таких лишних денег. Сейчас вот со скрипом, все­ми своими нервами, построил себе дом за городом и начинаю потихонечку делать мо­сковскую квартиру. Скоро, наверное, пере­еду. А о далеких виллах я не помышляю.

—  Еще раз вспомним о ваших не столь удачливых бывших коллегах по сцене. Скажите, вам не приходила идея задей­ствовать их в концерте? Неужели испол­нение с той же Татьяной Анциферовой спустя 17 лет песни про олимпийского мишку было бы зрителям менее любо­пытно, чем кавер—версии ваших шляге­ров в интерпретации новых звезд?

— Как вам сказать… Таня сейчас не в фор­ме, не в той кондиции. Она стала полной, совершенно несценичной женщиной. Мне, например, очень нравится, как поет Вале­ра Ободзинский, но он довел себя до тако­го состояния… Как ему сейчас, чрезмерно полному, выходить на эстраду к людям, ко­торые помнят его совсем иным? Вот вы меня видите. Я сильно изменился? Нет. Стараюсь держать форму.

—  Каким образом?

Не пью, ну то есть не бухаю ежедневно. Не «сижу на колесах», не колюсь. Веду нормальный образ жизни. Иногда тренируюсь, играю в теннис.  Сегодня утром от­жался раз двадцать, пресс покачал, по­прыгал немного, побил воздух.  Обычные физические упражнения, которые доста­точно выполнять 15-20 минут в день, чтобы поддерживать хорошее состояние.

—  Кобзон еще года два назад заявил, что, как только ему стукнет шестьде­сят, он завершит свою эстрадную карь­еру. Момент настал, и Иосиф Давидо­вич отправился в «прощальный тур». Вы тоже определили для себя рубеж?

—   Нужно петь, пока поется, пока тебя слушают.

—  Но Кобзону никто не бросал упреков в том, что ему уже не поется, а он все равно посчитал нужным уйти.

—   Думаю, Иосиф кокетничает. Он нор­мально выглядит, хорошо звучит, люди хо­дят к нему на концерты. Полагаю, что по­том его, наверняка, попросят попеть еще, и он останется.

— То есть сие можно расценить как еще один рекламный ход. Лев Валерьяно­вич, а что же вам останется? Новобрач­ные процессы для поднятия ажиотажа уже использовали, бракоразводные то­же. Какой же ход вам придумать, чтобы страна, затаив дыхание, ждала ваших выступлений?

—  Если интерес падает, его не поднимешь никакими приемами. Конечно, я тоже могу затеять какой-нибудь бракоразводный про­цесс или записать песню с «На-На». Но, кро­ме дополнительных пересудов, это вряд ли что породит. Сколько приходило зрителей на концерты, столько и будет приходить.

— А сколько сейчас приходит?

— Ну, на периферии один концерт я собе­ру, наверное, в любом городе. Многие-то наши певцы и ползала не собирают. В про­шлом году у меня было приблизительно 140 концертов — из них 15 в Штатах и 8 в Австралии.

—  В ночных клубах вы не выступаете. Положение не позволяет?

— Наверное. Как-то ломает меня это. Хотя, поверьте, клубы я раскручиваю получше любого молодого исполнителя. Вот вчера пел на презентации в ЦУМе, там было много артистов, но по-настоящему публи­ка завелась только на моем выступлении. Но клубы — это не моя стезя. Я пел дваж­ды в «Метелице» и «Тропиканке», больше не хочу. Пока есть работа, хочется высту­пать на большой сцене.

—  Значит, в столичную ночную жизнь вы не вросли?

— Почему же? Как гость, клубы я посещаю довольно часто, московские знаю практически се. Да и большинство злачных мест тоже по разу посетил, из любопытства, для сбора информации.

— В стриптизы и более пикантные заве­дения также заглядывали?

— Конечно. Но стриптизы с продолжением меня никогда не интересовали. Лучше са­мому этим заниматься (смеется). А наблю­дать за другими — пошло.

— Сколько раз вы были женаты?

—  Дважды. Первая жена была артисткой, певицей. Через два года после расстава­ния с ней я женился на своей нынешней супруге. Она не артистка, закончила ди­пломатический факультет Будапештского университета. Потом училась в аспиранту­ре МГУ, но оставила ее и ныне просто до­мохозяйка. С артистками же я никаких от­ношений более иметь не хочу.

—  Наш шоу—бизнес далеко не обделен всевозможными «звездными романами«. Как ни странно, вы почему—то в этих ис­ториях совсем не фигурируете. Так удач­но умеете скрывать свою личную жизнь?

— Мне не нравятся артистки, поэтому ника­ких «звездных романов» у меня не было. Я знаю представительниц нашей эстрады от и до. Знаю, что они скажут в тот или иной момент, как поведут себя, какие будут ис­торгать чувства. Мне это неинтересно.

— Два светских вопроса на закуску. Ка­ков автопарк Лещенко?

— «Мерседес» у меня и «БМВ» у жены.

— Планы на ближайший досуг?

— Если концерт пройдет удачно и останут­ся силы, уеду с супругой в Словению ка­таться на горных лыжах.

Р. 5. Недавно у Льва Валерьяновича вы­шли сразу два альбома — «Аромат любви» с современными вещами и двойной ком­пакт «Золотые шлягеры», куда вошли 23 лучших лещенковских хита. Только что от­снят клип на песню «Кружева», где юбиляр летает на истребителе, но будет ли пока­зываться — герой еще не решил. Видимо, потому, что действительно несерьезно от­носится к своему творчеству, так же, как другой недавний юбиляр, Вячеслав Доб­рынин. «Мы со Славой идем по жизни вме­сте уже 25 лет, и у нас с ним к этому оди­наковое отношение. Мы понимаем, что эс­традное творчество — не главное в жизни и уж отнюдь не главнее труда шахтеров, космонавтов, ученых, врачей. Тот же Доб­рынин по интеллекту гораздо выше того, что он делает. Но за это платят деньги…»

Михаил ШРГОЛИС Фото Дмитрия ЛЕКАЯ

Газета «Неделя», 1997 год

Комментарии закрыты.