Лев Лещенко, неофициально

— Лев Валерьянович, у вас было тяжелое детство?

— Исправительных колоний не повидал, но, признаюсь, был неугомонным ребенком. Родителей постоянно вызывали в школу. Какое-то шило меня вечно беспокоило. То мне хотелось вскарабкаться по пожарной лестнице, то сделать из классного   стула   баскетбольное кольцо и тренироваться с мячом…

—  В общем, шаловливые ручки?

— Не то слово. Я постоянно что-то мастерил. Когда приехал мой дед и привез с собой сундук, полный разных инструментов, мне захотелось сделать себе какую-то игрушку. Я очень любил планеры и пароходы.

— И что, соорудили?

— А как же. Еще себе самокат сделал, на котором потом гонял как сумасшедший. В общем, основную массу  времени проводил   на улице.

— А сейчас?

— Повзрослев, я стал человеком спокойным и где-то даже меланхоличным.

— Неужели? А кажетесь таким заводилой.

— Чтобы мне начать проявлять себя каким-то образом, требуется допинг в любом виде. Или выпить, или закурить, или увидеть нечто распаляющее. Я не пьяница, упаси боже, но не скрою, что самое действенное из перечисленного   —   спиртное. Примерно так же меня заводит сцена. Сразу начинаю что-то рассказывать, смеяться… Если вокруг меня много людей, я должен непременно проявить себя.

— То есть в отличие от массы ваших коллег компания вас не утомляет?

— Смотря какая. Если она неинтересная, я сяду и засну. А так я — компанейский человек, поэтому в свое время нас с Володей Винокуром приглашали вести разные программы и юбилейные концерты. Лихо у нас получалось.

— Так все-таки что из спиртного вы предпочитаете?

— Все. Нет напитка, который бы я не любил. Если русский стол, пью водку, в начале какого-нибудь праздника — шампанское, на ланч предпочитаю коньяк, на фуршете а-ля «стоячка» — виски или текилу. Пиво люблю… Если бы профессия не ставила рамок, я, наверное, пил бы чаще, чем сейчас. Спиртное все же — великое изобретение.

— А какова норма для Лещенко?

—  Ну выпил  свои  700 граммов  и…   остановись. Шутка. Так говорил один наш военачальник, когда видел, что кто-то из подчиненных перебирает. Моя норма — уровень раскрепощенности и веселья.

—  Лев Валерьянович, кому-то для достижения кондиции рюмки хватит, а другого и бутылка не раскачает.

— Все так, но когда перепиваешь, становишься назойливым или смешным. В лучшем случае засыпаешь. Зачем это надо?

— Конечно, не надо, а то

еще и на драку нарвешься.

— Я не люблю обижать людей, но если требует ситуация, могу ударить. Бью только отъявленных негодяев.

—  Ас вашим другом Винокуром в кулачные переделки не попадали?

—  Еще как. Однажды с потенциальным уголовником в поезде разбирались. Он украл деньги у наших друзей, мы бросились в погоню. Догнали, поколотили и заставили отдать деньги. Надо было его, конечно, в милицию сдать, но он на вид такой молодой был — клялся, божился, что у него такое в первый раз. Короче говоря, пожалели мы его и просто ссадили с поезда на ближайшей станции, дав пинка. Кулак у меня достаточно тяжелый, так что стараюсь его редко применять.

— Борьбой, что ли, занимались?

— Я увлекался спортом всю жизнь — волейболом, лыжами, греблей, настольным и большим теннисом… За школу играл почти во всех видах спорта. Чуть позже занимался баскетболом в молодежной команде «Динамо». Так бы и продолжал, наверное, но творчество пересилило. Стал ходить в кружок художественного слова, заниматься вокалом.

— В продолжение темы ваших пристрастий хочу поинтересоваться: такой же вы всепоглощающий в еде, как и в спиртном?

— Да, я не гурман. Если есть, скажем, картошка с селедкой, мне вполне достаточно. Люблю плов. Сам хорошо готовлю шашлык. Вообще обожаю жареное мясо, но мне его нельзя… Ох, вы меня так разгорячили, что, пожалуй, пойду сейчас и поем мяса.

— Вот уж меньше всего хотела пошатнуть ваше здоровье. А вы, насколько понимаю, рисковый человек?

— Да, мальчишество сохранилось во мне до сих пор.

Частенько проверяю себя на прочность. Много шансов, например, представилось мне во время незабываемой поездки по Афганистану. Скажем, я по своей воле сел в «Миг-29», машину-зверь, и пролетел на всех виражах, выполнив всевозможные экстремальные фигуры. После такого испытания 2 дня в себя не мог прийти — такая колоссальная нагрузка.

— Представляю, что вы тогда за рулем вытворяете. Гаишники, поди, плачут?

—   Особых  проблем  с ними у меня никогда не было. Случалось, что тормозили за нарушение, когда мы с Володей Винокуром опаздывали на очередной концерт. Сейчас тоже останавливают.

— А теперь за что?

—  Вот и я интересуюсь: «За что, гражданин начальник?» А он мне: «Да просто поприветствовать хотел, Лев Валерьянович».

—  Чтоб они всех так приветствовали. Скажите, а правда, что вас какая-то история связывает с гибелью «Адмирала Нахимова»?

— Тогда Володя Винокур должен был на нем плыть в Сочи и звал меня с собой. Я не смог, а у него, к счастью, изменились обстоятельства. Когда «Нахимов» потерпел крушение, у председателя комиссии по разбору трагедии Гейдара Алиева все интересовались, правда ли, что утонули Лещенко с Винокуром.

—  Как ни странно, вы меня своей историей навели на мысль об эстраде. Не находите ли, что она, подобно   «Нахимову»   или «Титанику», тоже терпит бедствие?

— Сама по себе эстрада нет. При наличии современных технологий и денежных вливаний у нее потенциал есть. Но вот что касается исполнителей, тут уже другой вопрос. Многие из них нуждаются не то что в дополнительном, а в образовании вообще. А то сплошная художественная самодеятельность. Прежде всего надо понять, чего человек хочет — денег заработать или стать артистом.

— Новоявленные звезды хотят первого. Разве не очевидно?

— В том-то и дело. А настоящие артисты театра или кино сейчас ничего не получают.

— Как, интересно, ваша человеческая и профессиональная этика себя чувствует? Скажем, из приличия вам надо поздороваться с коллегой, а он не коллега вовсе, а жопа с ушами?

— А я с такими не общаюсь.  Предпочитаю  иметь дело только с теми, кто мне приятен, кого я уважаю и кто _ действительно чего-то стоит, и Если речь идет о молодых, ото, простите, почему я должен с ними здороваться? Они должны, а я уж отвечу, кому сочту возможным. Я, например, дружу с группами «Динамит» и «Премьер-Ми-нистр». Вот они умеют работать, потому что профессионалы. Поймите, в деловом отношении я могу дружить только с равными себе.

—  Очень хорошо вас понимаю. А как у вас самого в смысле творчества? Нет проблем с репертуаром?

— Сейчас ведь все сами для себя в основном пишут. Если за плечами десятилетка в музыкальной школе, то нет проблем сочинить песню. Что касается меня, то мне продолжают предлагать достойные песни. Я и сам немного пописываю. Не считаю себя поэтом и композитором, но песню могу написать за 3 минуты.

—     Прочитав    такое, Игорь Крутой   рояль   в щепки разнесет.

—  Я же не договорил… Написать могу, но это не значит, что каждая моя песня достойна того, чтобы ее исполнял такой корифей, как… Лещенко.

—  Да, с юмором у вас все в порядке, а то уж я испугалась… Признаете, стало быть, и тот факт, что любящая вас возрастная категория сейчас не в состоянии купить билеты на концерт. Перед кем же вы, извините, артикулируете?

— Увы, правда, что наше поколение несет деньги не в банки, а домой. Я востребован в основном на праздничных и юбилейных концертах. Таких выступлений у меня много. Мне хватает 8 — 10 концертов в месяц, больше не хочу. Кроме того, у меня свое агентство, занимающееся опять же концертами. Яработаю практически со всеми артистами. Так что пусть Филипп Киркоров или Коля Басков свой график заранее и надолго вперед планирует, а мне достаточно заглядывать на месяц вперед и прекрасно себя чувствовать.

Алена СНЕЖИНСКАЯ